— Ребята жить не дают мне, — продолжал Джаббаров, когда умолк смех. — Ты комсорг, говорят, давай жми на Пулатова. А попробуй нажми на него! Сколько раз я его просил: мы молодежную бригаду создадим, что угодно будем строить от фундамента до крыши. Дайте нам объект! Комплексная бригада будет, все сами сделаем — кладку, отделку. Потом спрашивайте и качество, и количество.
— Ну и что же Пулатов? — откинулся назад Ходжаев.
— Что Пулатов? — опять загорячился Джаббаров. — Яйца курицу, говорит, хотят учить? А вы скажите мне, — подскочил он, — кто яйца? Кто курица?
От хохота у Ходжаева выступили слезы на глазах.
— Разберемся и скажем — слово даю! — прихлопнул по столу ладонью парторг. — Лично тебе и твоим ребятам, Эркин, я скажу сам.
Парень покраснел от удовольствия. Ходжаев даже имя его знает!
— Я бы хотел пару слов сказать, — потянулась рука из угла. Григорий знал ее хозяина, своего коллегу по профсоюзу с ремонтно-механического завода. Не раз приходил он с вопросами к этому пожилому, всегда уравновешенному человеку. И как бы занят ни был тот, всегда находил время для беседы. Разговаривая, он откидывал левой рукой седые, будто крашеные, волосы. И от этого жеста все, что он говорил, выглядело солиднее, внушительнее.
— Пастухов моя фамилия...
— Николай Иванович, как вам не стыдно! — перебил его Ходжаев. — Если бы я таких активистов, как вы, не знал, так меня дня здесь держать нельзя было.
— Все называют свою фамилию, и я тоже решил форму соблюсти, — отбросил волосы Пастухов. — Ну, да дело не в этом, а вот в чем: уж очень мы хотим все объекты выдать «на-гора» чуть не в один день. Во-первых, так не получится — и людей не хватит, и материально-техническое обеспечение не позволит. Во-вторых, самим проектом, утвержденным правительством, установлена очередность сдачи объектов. А что получается? Сернокислотный цех — последняя очередь комбината, а на нем сейчас заняты два стройуправления — третье и одиннадцатое. Обогатительная фабрика через несколько месяцев должна дать первый концентрат! Так на ней если два десятка людей работают ежедневно — и это хорошо!
— Ты про стекло скажи, Николай! — послышался голос.
Пастухов провел рукой по седине, вздохнул.
— Со стеклом, вообще, анекдот...
— Надеюсь, не очень соленый? В таком обществе рассказывать можно? — чуть наклонил голову Ходжаев.
— Не можно, а нужно! В сернокислотный цех люди придут, когда мой внук в школу пойдет. А пока его в ясли на руках носят. Но два вагона стекла для цеха уже забронированы на складе, сантиметра не выпросишь. У нас же, на механическом, голые рамы с момента пуска стоят. Неужели вторую зиму будем работать в холодильнике?
— Вы раньше где-нибудь говорили об этом? — с сердцем вырвалось у Ходжаева.
— Где только ни говорили, и с кем только ни говорили, — махнул рукой Пастухов. — Если бы разговорами можно было стеклить окна — на весь комбинат хватило бы.
Ходжаев заметно помрачнел.
Когда Григорий получил приглашение на эту встречу, он решил, что обязательно выступит. Но сейчас, слушая, как выступают другие, он чувствовал какой-то холод в груди; больная нога тихонько подрагивала.
«Так и не выступлю, побоюсь. Пока соберусь, все закончится...» — и неожиданно для себя попросил слова.
— Давай, Гриша, — одобряюще улыбнулся Ходжаев.
— Может быть, я не прав — не знаю, — Григорий с облегчением почувствовал, что от холода в груди не осталось и следа. — Только мне кажется, что мы слишком много в кабинете у парторга говорим о хозяйственных делах.
Григорий уже заметил — когда Ходжаева что-то заинтересует, он откидывается к спинке стула. Откинется он сейчас или нет?
Схватившись руками за стол, Ходжаев уперся в спинку стула. Григорий чуть заметно усмехнулся.
— Здесь, конечно, тоже говорить об этом можно, нужно, даже обязательно нужно! Но, мне кажется, мы должны говорить не только об одних хозяйственных делах.
— Партии до всего есть дело, — наставительно произнес Трофимов, поблескивая из угла очками. — И в первую очередь до хозяйственного строительства. Не говорить здесь о хозяйственных делах — значит, в молчанку играть.
— Зачем же в молчанку? — спокойно парировал Корсаков. Ходжаев с интересом продолжал наблюдать за ним. — Вы, товарищ Трофимов, видели, как у нас рабочему классу премии вручают?
Трофимов тихонько кашлянул в кулак и покачал головой.
— Не прогрессивку, а именно премии. Знаете, Рустам Ходжаевич, — повернулся Григорий к парторгу, — это же просто издевательство. Приходит кассир в гараж, зовет, к примеру, Корсакова: