Наташа, зардевшись, сказала, что о своих новостях расскажет после. Мать незаметно скользнула взглядом по ее фигуре.
— Приехала... совсем. Дом продавать не стала, хотя от покупателей отбою нет с тех пор, как в поселке узнали, что собираюсь ехать к детям. Не могу — и все! Ведь там каждый кирпичик положен отцом, каждая дощечка выстругана его руками, каждая яблонька посажена им. А мастерская? А инструмент? Четверть века прожили с отцом, гражданскую войну прошли вместе. Так разве он уйдет когда из памяти? Хоть и нет его, а все равно он есть! — горячо проговорила мать.
В конце концов, с домом ей просто повезло. К Поповым, родителям Виктора, приехали родственники с Дальнего Востока. Домишко-то у них свой не очень большой. Вот она и позвала Поповых жить в отцовском доме, как в своем, а родственники там остались. Денег нам много не надо, вы хорошо зарабатываете, раз каждый месяц такие посылки да переводы слали, а у людей свой угол будет неплохой. Она попросила только, чтобы никаких перестроек в доме не делали, и мебель берегли.
— А ты знаешь, Гриша, какое сегодня число?
— 19 ноября.
— В этот день ты вернулся домой...
Григорий осторожно погладил мать по плечу и щекой прижался к ее лицу.
— А где же моя внученька? — спохватилась мать. — Совсем одурела от радости, старая!
— Она в яслях, — ответила Наташа. — Скоро пойдем за ней.
— И я с вами! Внучку поскорее увижу, да заодно посмотрю, что вы хоть тут делаете. Какой город? Какой завод строите? Ехала — толком ничего не рассмотрела. Одни ямы да кирпичи!
— Тогда пошли сейчас, — предложил Григорий, — стемнеет — и того не увидишь.
— Пошли, пошли, — захлопотала мать. — Я вот только внученьке захвачу кое-что.
— Как у нас в совхозе, такие же хоромы, — критически оглядела мать переулок, едва они вышли со двора.
— Подожди, подожди, не торопись, мама, — перебил ее сын. — Посмотрим, что ты потом говорить будешь!
— И то, посмотрим, — согласилась она.
— О! Здесь уже совсем как город, — остановилась мать, когда они свернули на улицу Ленина. — Смотри-ка! И дома, как в Ташкенте, даже лучше еще! А ну, пошли-ка дальше!
Григорий переглянулся с Наташей, и они прибавили шаг. Мать ловко обходила штабеля кирпича, перебиралась по доскам через траншеи, останавливалась, с неприкрытым удивлением глядя вокруг, и беспрестанно повторяла:
— Смотри-ка, что делается! Что делается!
Она надолго задержалась у огромных витрин магазина готового платья, любуясь нарядно одетыми манекенами и тихонько поглаживая холодное зеркальное стекло.
Им шли навстречу и обгоняли оживленные группы строителей — в залепленных известью комбинезонах, в тяжелых сапогах, густо покрытых красноватой пылью.
— И какие молоденькие все, — с восхищением проговорила мать, — ни одного еще старше вас не видела. — Ей очень хотелось остановить этих уставших, но веселых людей, и даже ни о чем не спрашивать, просто долго, по-матерински смотреть на их молодые, счастливые лица.
Улица неожиданно оборвалась, упершись в сбегающие к стройке горы.
— Все? Больше никуда не пойдем? — И столько детского было в этом вопросе, столько разочарования звучало в нем, что Григорий и Наташа невольно улыбнулись.
— А вот сейчас поднимемся чуть повыше и увидим сразу весь город, всю стройку. Тебе не будет трудно в гору идти?
— Да что ты, сынок!
Остановившись, мать тихонько охнула и схватилась за руку сына.
День угасал. С гор бежали длинные тени, разрезая город пополам. В сиреневой дымке все выглядело не настоящим, нарисованным. И квадратики домов, и ровно расчерченные улицы с маленькими, будто застывшими на месте фигурками, и острые шпили заводских труб, на которые легло тихое вечернее небо...
— А кранов-то сколько! Словно журавли на лугу, — прошептала мать. — И тишина какая!
И вдруг далеко в горах ухнул один взрыв, ему отозвался другой, третий... Словно ожидавшие этой команды, над уже тающими в сумерках громадами заводских корпусов вспыхнули огни сварки... Еще... Еще... Еще...
Долина заиграла, заискрилась, засияла в праздничном, победном фейерверке...
— Гриша! — назавтра попросила мать. — Пойдем еще раз туда, только днем, я хочу получше все рассмотреть.
— В воскресенье, с утра, всем колхозом.
— ...Неужели здесь раньше ничего не было? Одно голое место? — в который уже раз спрашивала мать, ошеломленная развернувшейся панорамой гигантской стройки.