— Зачем нам усложнять все? — тронул Григорий ее за локоть. — Зачем тебе встреча с моей женой да еще дома?
— Я же официантка, — усмехнулась Тамара, — и для меня человек лучше всего раскрывается за столом.
— Хорошо! — решительно произнес Григорий. — Ровно в семь часов встречу тебя у подъезда. А сейчас — идем! Я провожу.
Дома заявление Григория о том, что завтра соберутся гости, встретили без всякого энтузиазма.
— Здорово получается, — покачала головой Наташа, — год собирались гостей позвать, а готовиться один день будем?
— Да что же это так скоропалительно? — причитала мать, сбрасывая с себя фартук. — Смотрите за ребенком, я в магазин побежала!
— Кто придет? — как бы между прочим спросила Наташа, накрывая на стол.
Григорий стал перечислять.
— Ходжаев, Киселев, если выздоровеет: что-то загрипповал он. Бригада, конечно, придет, Иван, Анвар Таджиев и еще одна девушка. Ты ее не знаешь, она в столовой работает.
— Не знаю — узнаю! — последовал невозмутимый ответ. — Это еще немного народу, успеем приготовиться, хоть и попотеть придется. Выпивку ты возьми на себя, лучше знаешь, что надо.
— Ладно, — пообещал Григорий, — постараюсь прийти пораньше и помочь, чем сумею.
— Назначили на семь, — не спускала мать глаз с выглядевшего по-праздничному стола, — хорошо будет, если к восьми соберутся. Уж так издавна повелось — опаздывать.
И очень удивилась, когда гости, будто сговорившись, пришли точно к назначенному времени.
— Сразу видать рабочего человека! — приговаривала довольная старушка, встречая гостей у дверей. — Дорожат временем. Оно-то на вес золота!
Последней Григорий ввел Тамару. Наташин взгляд на секунду скрестился со взглядом девушки, и сердцем она поняла, что в тех злых строчках анонимного письма далеко не все ложь.
Роль тамады уже заранее была отведена Ходжаеву, но, к удивлению всех, он категорически отказался от нее в пользу Киселева.
— Если хотите, я согласен на скромную должность ассистента у Анатолия Петровича. На большее я при нем ни претендовать, ни рассчитывать не могу. Увидите сами!
И собравшиеся действительно увидели, что Киселев — незаменимый человек в компании. Он так умело приступил к исполнению своих обязанностей, что минутная скованность, охватившая гостей за столом, тут же уступила место непринужденному и искреннему веселью. А когда Киселев, аккомпанируя себе на гитаре, спел несколько старинных романсов, восторгу собравшихся не было границ. Голос у него был не сильный, но чистый, задушевный, чувствовалось, что и песни ему нравятся, и спеть он хочет как можно лучше для хорошей компании.
— Вот она, старая гвардия! — торжествовала мать и, совсем по-молодому блестя глазами, пригласила Киселева на вальс.
Наташа исподтишка наблюдала за Тамарой и сама время от времени чувствовала на себе ощупывающий взгляд девушки.
«Зачем он пригласил ее? Неужели дело зашло так далеко? Но к чему эта комедия при гостях?»
Григорий тоже не спускал глаз с жены, откровенно любуясь ею. Беременность совсем не тронула лица Наташи, раскрасневшегося от танцев. Глаза блестели, стали еще больше и чернее, чем обычно, только взгляды, бросаемые на Тамару, выдавали ее скрытое волнение.
На прощанье спели «Прощай, любимый город!» и дружно, как и пришли, поднялись из-за стола.
— Наташа! — вдруг раздался звенящий от волнения голос Тамары. И сразу стало тихо. — Разрешите поцеловать вас?
Тихонько переступая сразу одеревеневшими ногами, Наташа подошла к девушке. Тамара крепко обхватила ее за шею и прижалась щекой к груди молодой женщины. Откинулась назад, внимательно посмотрела в глаза и совсем по-матерински прильнула губами ко лбу.
— А Гришу можно? В первый раз... Можно?
Наташа понимала, что сейчас происходит что-то очень важное, значительное, что снимет, совсем, навсегда снимет ставшую невыносимой тяжесть, нежданно свалившуюся на нее. Сил хватило только кивнуть головой.
— Да... Гриша, — успела шепнуть Тамара, целуя Григория в лоб. — Таких не меняют и не предают! — и отшатнулась. — Ваня, ты проводишь меня? — устало попросила она.
— Я сам хотел просить вас об этом, Тамара. — Иван весь засветился благодарной улыбкой.
— Тогда мы пошли. До свидания, дорогие друзья! Таких вечеров, как этот, у меня было очень мало в жизни. — И выбежала из комнаты.
— На, Гриша, прочти! — протянула Наташа скомканный треугольник. — Теперь можно, может быть, даже нужно...
— Но почему ты плачешь? Ты же видишь, что все хорошо! Зачем ты плачешь? — с трудом выговорил Григорий. Губы не слушались, и он спрятал их в пахнущих полевой ромашкой мягких волосах жены.