В руках Филина холодно блеснули стеклом две бутылки.
— Ну и кудесники! — покачал головой Григорий. — Ни Лешка, ни Федя ни на минуту не отлучались отсюда. А вот, пожалуйста!
— Бабушка учила меня, что связь с массами — это успех дела. К столу, джентльмены!
— Леша, хочешь к нам на базу диспетчером? — спросил Корсаков у Громадина.
— К черту женские профессии! — махнул рукой Лешка. — Мне на почте в совхозе надоело штемпеля на конверты ставить да квитанции на заказные письма выписывать. Плюнул на все, семь раз разобрал и сложил снова сарай, баню, курятник... И как? — обернулся он к Филину. — Могли бы вы, профессор, взять меня санитаром в свою клинику?
— О-о-о-о! — протянул Филин рюмку Громадину. — С таким ассистентом, как вы, коллега, я готов оперировать стопятидесятиметровую заводскую трубу.
...Вот уже третий день подряд, сдав смену Николаю с Анной, Корсаков прямиком направлялся на базу в свой вагончик. У ворот возле конторы стояли огромные фанерные щиты с объявлениями о предстоящем профсоюзном собрании.
«Со всех управлений придут представители, а главный докладчик еще только чернила разводит», — недовольный собой, подумал Григорий, принимаясь за доклад.
— Гриша! Гриша! — послышалось снаружи. — Давай сюда на четвертой скорости!
Григорий выглянул в окно. Иван Голованов отчаянно махал ему рукой.
— Что такое? Что случилось? — подбежал к нему Григорий.
— Валуны пошли! Негабариты! Ковшом не подцепишь. Надо делать что-то!
Не расскажи Иван о причинах тревоги, Григорий наверняка подумал бы, что произошла большая авария: столько народу собралось у «ковровца». В стоящей особняком группе он увидел Хамидова, главного инженера строительства Подольского, остальных не успел рассмотреть. Подошел Хамидов, спокойно спросил:
— Что будем делать, Григорий? Рвать?
— Посмотреть надо, — пошел к разработке Корсаков.
— Вот хорошо, что ты пришел, — подбежала к нему Анна. — В пласте валуны — один к одному. Ковшом пробовали брать — не получается, гусеницей не размелешь, экскаватором не сдвинешь. Предлагают рвать, а что толку? Мягкую породу разметут по свету, а валуны-то останутся! На руках их таскать, что ли? Так это и сейчас можно!
— Пожалуй, Анна права, Азиз Хамидович, — повернулся Григорий к подошедшему начальнику строительства. — Не дадут эффекта взрывы.
— А что же делать? Идти в обход — значит, проект по боку! Представляешь, что это значит? Во-вторых, где гарантия, что там нет негабаритов?
— Попробую я, Азиз Хамидович, может, получится. Эх, жаль Анвар Таджиев в отпуске! Тот бы в миг все расчистил!
— Давай, Гриша, — подтолкнул начальник строительства Корсакова к экскаватору. — Не отзывать же Анвара с Черного моря!
Николай нехотя вылез из кабины, уступая место Корсакову.
Экскаватор угрюмо стоял, наклонив стрелу перед огромным валуном, будто признавался в своем бессилии.
— Рано голову склонил, старик, — больше для себя проговорил Григорий, — еще повоюем!
Ковш осторожно, на ощупь стал подбираться к валуну. Все стояли молча, наблюдая за поединком, слышался лишь натруженный стук мотора. Экскаватор чуть дрогнул, качнулся, заворчал недовольно, с угрозой, но уверенно поднял ковш с валуном и торжествующе понес его к самосвалу.
— Вот это работа! Ювелир! — восторженно крикнул кто-то.
Первый негабарит лег в кузов машины. А ковш, словно убедившись в своей силе, уже более уверенно подбирался к другому валуну...
— Папа! Папа! — тормошила Наташка отца, смешно семеня рядом. — А почему так много народу на улице? Сегодня что, праздник?
— Праздник, Наточка, большой праздник! — спрятал Григорий в своей огромной ладони маленькую ручку дочери.
— Какой праздник? Первый май?
— Нет, не Первое мая, но тоже большой праздник.
— А парад будет? — не унималась девочка.
— Будет и парад. Мы как раз и идем туда.
Наташка хотела еще что-то спросить, но мать положила ей палец на губы.
— Совсем замучила отца расспросами! Дай хоть ему отдохнуть немножко. Бери с Бориса пример. Видишь, как он хорошо сидит у папы на плече и молчит.
Наташка пренебрежительно скривила губы.
— Не умеет говорить и молчит. Я, когда не умела разговаривать, тоже всегда молчала и никого не мучила.
— А теперь решила наверстать упущенное, — засмеялась мать и тронула мужа за рукав.
Кто-то окликнул Корсаковых. Они остановились. Перерезая людское течение, к ним спешил Ходжаев. С видом настоящего кавалера поцеловал руки большой и маленькой Наташам, а старушке подставил свой лоб. Потом долго тряс руки мужчинам, вызвав улыбку на строгом лице Бориса.