— А сколько он сам в тот день стукнул, празднуя день рождения сына? — ухмыльнулся Харченко.
— Ответ на этот вопрос вряд ли что прояснит, — обрезал майора Хаджиханов. — А вот цифра «11» — это уже что-то... Галина Алексеевна! — обратился он к майору Райко. — А что вы можете сказать? Чем закончилось изучение «предписания»?
— Да кое-что есть, Абдулла Хаджиханович, — снимая очки, ответила Райко. — То, что это отпечатано на машинке с мелким шрифтом, скажет и ребенок... Я ж могу добавить, что машинка очень старая, что находилась в руках, которые выжимали из нее все, что можно, а ухаживать забывали... Даже шрифт не прочищали щеткой. Видите, буква «о» и некоторые другие забиты! Если бы с машинкой постоянно обращались так, она долго не выдержала бы. А машинка выдержала. Поэтому, думаю, сейчас у нее новый хозяин... Дальше. На ней работает неопытная машинистка. Или — «машинист»... Буквы пробиты неравномерно...
— А почему, как вы думаете, Галина Алексеевна, название райотдела вписано от руки? — спросил Хаджиханов.
— Я предполагаю, что печатала или печатал текст одна или один, а вписывал совершенно другой человек...
— А почему, как вы предполагаете, товарищ майор, — перегнулся через стол к Райко майор Харченко, — преступление совершено в одном районе, райотдел же указан совершенно другой?
— Вот это как раз у меня больших сомнений не вызывает, — спокойно ответила Райко. — Тот, кто печатал текст, просто не знал, какой райотдел поставить, а тот, кто вписывал наименование райотдела, по инерции, что ли, вписал именно тот район, где сам живет...
— Психологически это вполне оправданно, — поддержал Райко до того молчавший, лишь переводивший с одного лица на другое огромные черные глаза старший лейтенант Мелкумов. — Вполне!
— Не спорю! Студенту юрфака университета виднее... — поднял вверх руки Харченко. — Где уж нам уж выйти замуж!
— У меня к лейтенанту Зайчикову есть вопросы, товарищ полковник, — поднял руку подполковник Усманов. — Можно?
— Нужно, Шакир Усманович! Для того и собрались, чтобы вместе подумать, проработать версии, какие выплывут. Спорить тоже нужно! Вот только шпильки ни к чему...
По взглядам, которыми обменялись сидящие за столом, было видно, кого имел в виду начальник Управления угрозыска.
— Скажи мне, Александр Григорьевич, вы со своими ребятами из отдела как следует беседовали с этой самой... как ее? — посмотрел Усманов в свои записи. — С Жирновой Марьей Петровной?
— Есть протокол допроса, товарищ полковник.
— С протоколом мы ознакомимся. А сейчас к тебе такие вопросы: как были одеты преступники? Удостоверения какие-нибудь предъявляли? Или она ничего не помнит? В форме были или в «гражданке»? Как обращались друг к другу?
Зайчиков снисходительно усмехнулся.
— Они же все такие, наши пациенты, товарищ полковник! Блудливы, как кошки, трусливы, как мыши. Твердит одно: «У меня ноги, как только ночью позвонили, ровно макаронные стали и в грудях жженье началось... Какие они были — убейте, не помню. И про удостоверения ничего не помню, и как называли друг друга — тоже не помню... Вроде оба майора были, а может, один майор, а другой еще кто-то. В глазах застило у меня все... Во дворе темно было, в комнату они не входили. Я, говорит, как только этот старый армянин позвонил, сразу поняла, что черт пришел по мою душу...» Но одно она точно помнит, товарищ подполковник, что оба были в штатском...
— Ну, что, подведем некоторые, очень бедные, итоги нашей «оперативки»? — поднялся Хаджиханов. — Или... — помедлил он, — зададим еще несколько вопросов незадачливому спекулянту парчой?
— Я думаю, товарищ полковник, это совсем не помешает! — отозвалась Райко. — А уж потом распределим все и начнем отрабатывать каждый свою линию.
Хаджиханов нагнулся к переговорному устройству:
— Лида! Пригласите к нам того самого человека!
Свой макинтош и шляпу Костандов оставил в приемной и сейчас, в темном двубортном пиджаке, в цветастой рубашке с расстегнутым воротом, он выглядел и моложе, чем раньше, и гораздо худощавее. И сутуловатость сильнее бросалась в глаза, будто груз случившегося все больше и больше пригибал его к земле.
Зайчиков поднялся, вопросительно посмотрел на Хаджиханова, взял стул у стены, подставил его к торцу стола.
— Садитесь, Аванес Гургенович! — пригласил Хаджиханов.
Одергивая пиджак, смущенно улыбаясь, старик осторожно опустился на стул и заискивающим взглядом обвел собравшихся. Всем своим видом он показывал, что наедине с начальником ему в этом кабинете было намного уютнее.