— У нас к вам, Аванес Гургенович, есть еще вопросы, — начал Хаджиханов.
Старик, поднимаясь, снова стал одергивать пиджак.
— Можете отвечать сидя, — махнул ему рукой Хаджиханов.
— Так скажите, Аванес Гургенович: того молодого человека, который к вам подошел в аэропорту, вы хорошо запомнили? — спросил подполковник Усманов.
— Почему не запомнить? — пожал плечами старик. — Стояли, разговаривали... Хороший человек! Очень хороший! Мне помог, машину нашел, вещи получил, в багажник положил. Хороший человек, спасибо ему!
— А он знал, что у вас в мешке? — продолжал Усманов.
— Откуда будет знать? Ашот знал. Такуша знала, я знал... Мало кто знал! Зачем, чтобы много знали? Плохо будет!
— Оно и так не очень хорошо получилось! — засмеялся Хаджиханов. — Продолжайте, Шакир Усманович! Извините за то, что перебил.
— Вы звали его с собой поехать?
— Звал, почему не позвать, если человек хороший?
— А как он к вам подошел?
— Просто подошел! Как люди подходят? «Смотрю, — говорит, — отец, вы вроде чужой в нашем городе? Смотрю, — дальше говорит, — человек пожилой, никто не встречает его... Смотрю, может, помощь какая нужна, думаю... Подойду, спрошу...»
— Разрешите мне, товарищ полковник? — попросила Райко.
— Пожалуйста! Тем более — у меня пока все.
— Скажите, пожалуйста, Аванес Гургенович, — протирая очки, сказала Райко. — Вот вы все повторяете — «Смотрю, смотрю». Это что, у вас такая привычка?
— Зачем у меня? Нет такой привычки! Никогда не было! Десять раз «конечно» могу повторить, а «смотрю» — зачем? Он так говорил... Тот молодой... на этом самом... самолетном вокзале...
— Так. Хорошо, — помедлила Райко. — Еще вопрос. Как был одет молодой человек, который вам помог? В форме, вы как будто говорили?
— Пиджак синий был, фуражка синяя, штаны тоже были... Какие — не помню. На штаны не смотрел. А форма... Что форма? — пожал плечами старик. — Кто форму не носит? Вы носите — вам положено! В такси сел — форма! В автобус сел — у шофера тоже форма. В вагоне — форма. В самолете — форма. В метро! Везде форма... Как будто у людей дома нечего надеть...
— У меня пока все, — повернулась к Хаджиханову Райко.
— А у меня только начинается! — с силой потер ладонь о ладонь Харченко. — Разрешите мне, товарищ полковник?
— Да, пожалуйста!
— Так... Начнем... — многозначительно посмотрел майор на Костандова, и старик невольно съежился под цепким взглядом. — Так! — повторил он, явно любуясь произведенным впечатлением. — Шофера такси помните?
— Какого шофера? — уточнил старик. — Два было. Один до Марьи Петровны привез, другой от Марьи Петровны до Акопа...
— Который до Марьи Петровны привез!
— Такого нельзя не запомнить! — оживился Костандов. — Не всего, только одну щеку хорошо помню! Совсем щеки нет, — пояснил он, — от висков до шеи одни волосы. Бакенбарды это называется...
— Так... — сверлил его взглядом Харченко. — А этот шофер, с бакенбардами, знал, что у вас в тюке?
— И этот не знал! Откуда?
— Он помогал вам сгружать мешок?
— Помогать — помогал, знать — не знал!
— Сколько вы ему заплатили за такси?
— Хотел тринадцать рублей заплатить, сразу такие деньги вытащил, потом три рубля на пять поменял... Тринадцать получалось! Нехорошая, несчастливая это цифра!
— А другой шофер, тот, что вас к Акопу-пивнику вез, тоже ничего не знал?
— Тот совсем ничего не видел — не слышал! Далеко от дома машину взяли!
— И он адрес Акопа-пивника знал? — не унимался Харченко.
— Знал! — восхищенно воскликнул старик. — Как будто тот ему родня! Часто его домой после работы возил, оказывается...
— Для меня, товарищ полковник, картина преступления полностью ясна! — солидно проговорил Харченко. — Как принято говорить, больше вопросов не имею!
— А для меня эта картина по-прежнему темный лес! — признался Хаджиханов. — Темный, темный... Еще есть вопросы к Аванесу Гургеновичу? Нет пока?
— Тогда все! — хлопнули по столу ладони полковника. — Подождите еще в приемной, потом скажем, что вам делать...
— И так ясно, что с ним делать! — не вытерпел Харченко, когда старик из кабинета вышел. — КПЗ до суда, а там — что бог или черт пошлет!
— Зачем же КПЗ? — укоризненно покачала головой Райко. — Удивляюсь я вам, Максим Алексеевич, и нередко... На все у вас готовы ответы! И судьба, жизнь человеческая для вас тоже... что-то такое легкое, простенькое, вроде игрушки...
— Обычные женские сантименты! — парировал Харченко.