Иван остановился возле верб и долго вслушивался. В густом сиреневом сумраке не различить было отдельных деталей, все слилось воедино, и только крупно вырисовывались на фоне поблекшего неба крыши изб да кроны столетних дубов.
Из предосторожности Иван не пошел дорогой, а свернул на тропинку и, пробежав через огороды, вдоль поросшей бурьяном канавы, вышел к избе Василия. Подождав и еще раз послушав, Иван ударил тихонько в раму. В избе завозились, и по глухому покашливанию, по тяжелому редкому скрипу половиц Иван узнал Василия, который вышел в сени.
— Батя, — не дожидаясь, когда откроют, позвал Иван. — Батька. — Он торопливо шагнул в темные сени и уткнулся лицом Василию в плечо.
— Ты? Жив?
— Жив, — чуть не всхлипывая, ответил Иван.
— Целый?
— Цел. А вы как тут, батька, как мои?
— Живы. Все живы. Ну, проходи.
Они вошли в избу. Узнав Ивана, поднялась с кровати жена Василия.
— Ребров? — спросила тихо.
— Он самый!
— Вернулся! Ну, слава богу!
— А хрен мне будет! Что это вы вроде бы одетыми спите?
— Солдаты заходят. То дорогу узнать, то хлебца попросят. Все ночи идут, к фронту пробираются… Я думала, опять какой-нибудь стучит, не ожидала, что ты. Далеко ли был?
— За Дедовичами.
Иван понял, что тем самым у него спрашивают, далеко ли отсюда фронт, и он сам спросил о том, что теперь его больше всего интересовало:
— А эти… не заезжали сюда?
— Побывали. Ушли. Всех собак перестреляли. Теперь своя гадина из щелей полезла. Хуже чужих.
— Кто?
— Минька Салин откуда-то появился. До войны и не видели, а теперь — тут. Вторую неделю житья не дает. В Полозове квартируется, а сюда — почти каждый день. Перестрелял сколько. Говорят, вчера Митрича…
— Полозовского?
— Ну!
— Так это же троюродный братан ему!
— Вот и братана!.. А сейчас тут по деревням солдат ловят. Есть еще, которые по деревням остались, раненые. К немцам в Новоржев их отправляют. А которые ходить не могут, тех значит… не берут.
— Гады!
— Всегда так. Сидят притаившись, а как только у людей какая беда случится, тут и появляются.
— Ну гадюка! Жаль, что я тогда у амбара ему скулу не свернул, попался бы он мне!
— Ты зайди домой, взгляни на своих, да надо бы тебе пока припрятаться. А может, и домой не заходи, Наташку сюда позовем.
— Это почему же?
— Да так лучше. Ты человек горячий. И раньше с ним не ладил. Припрятался бы пока.
— Что ж, так, значит, тайком и жить у себя дома? Хорошенькая песня! Ничего не скажешь! Нет уж, пусть выкусит!
— Ну, гляди, Ваня. Как бы хуже не было. Зол он на тебя.
— Будь что будет, а в подпол не полезу. Не из той породы.
— Шутки тут плохи. Ты еще только пришел, а мы тут уже всякое видели.
— Ну ладно… Чего там!.. Пойду. Потом еще поговорим.
И, прихрамывая, Иван пошел к своему дому.
На крыльце он зачем-то пошаркал ногами по свежему венику, хотя ноги и были сухими. Только чуть звякнул щеколдой, как Наталья сразу же выглянула в окно и тотчас узнала его и еще в избе заплакала, запричитала. И так, приговаривая, бежала через сени, гремела запорами.
— Ох, родной-то наш пришел, родненький!
— Ну ладно, — сказал Иван, пытаясь высвободиться от нее. — Ладно, не вопи, не буди ребят, пусть выспятся. Когда уходил, можно было реветь, а теперь незачем. Да ладно тебе, хватит.
Но Наталья еще долго не отпускала его, все всхлипывала.
— И не думала, что увидимся, встретимся. Худой-то какой, тощий…
— Не реви, ну ладно.
Иван подошел взглянуть на девчушек. Они, все четверо, разметавшись, спали на одной кровати. Иван стал так, чтобы Наталья не видела, что он смотрит на детишек, стеснялся почему-то Иван этого, а сам подумал с любовью:
«Вон какие вытянулись! Здоровенные, что кобылицы!»
А Наталье, которая спросила: «Чего ты?» — сказал:
— Курева у тебя тут нигде не припрятано?
Наталья приготовила завтрак и, пока Иван ел, сидела напротив и смотрела на него.
Позавтракав, Иван взял подушку, два полушубка и отправился в сарай. Там он залез на сено под самую крышу и лег.
«Ну, хоть высплюсь как следует. А то в избе девчонки все равно не дали бы», — подумал Иван, устраиваясь поудобнее.
Он проснулся оттого, что кто-то сильно толкнул его в бок. Иван сбросил шубу и сел. На сене, напротив, пригнувшись, стоял незнакомый, конопатый мужик, наведя на Ивана ствол винтовки.