ней в бледно-сиреневой дымке тянулись вдаль соседние хребты гор.
- Раухен!12 - запыхавшись, сказала она. - Немножко раухен!
Иван молча опустился на край каменной плиты, торчавшей из земли. Джулия бегло глянула вверх, в
сплошное нагромождение скал, потом вниз, на лесистый склон с частыми пятнами коричневой земли
между соснами. И он, глядя на нее снизу, почувствовал, как она, будто зацепившись за что-то взглядом,
замерла, поджав одну ногу и даже забыв надеть на нее колодку. Он тогда вскочил. Далеко внизу между
соснами поблескивала тропинка. Джулия, не оборачиваясь, схватила его за рукав:
- Руссо, мэнш! Человек!
Он и сам уже видел - по тропинке вверх торопливо шел человек.
Они присели. Джулия, кажется забыв уже о своей обиде, глубокими темными зрачками испытующе
заглянула в его глаза. Он же отвел в сторону насупленный взгляд и достал из-за пазухи браунинг.
Девушка поняла его намерение. Иван, ничего не объясняя, тронул ее за плечо - мол, сиди тут, - а сам,
пригнувшись, шмыгнул в сосняк я, раздвигая на пути нижние ветки, быстро пошел по склону, надеясь
выбраться на тропинку.
Выбирая места, где сосняк был погуще, он далеко отошел от ущелья и подумал, что не следовало
оставлять девушку одну.
В воздухе густо пахло смолой. Каменистая, засыпанная хвоей земля беспощадно колола его и без
того исколотые ступни. Вскоре из-за ближней громады гор скользнули лучи утреннего солнца, стало
заметно припекать. Вспомнив о вчерашней погоне, он щелкнул пистолетом и вытащил из пластмассовой
рукоятки магазин - там оказалось пять патронов, шестой был в стволе. Это немного обнадеживало. Он
подумал, что, возможно, им удастся раздобыть какую-нибудь одежду, обувь, а может, и пищу. По-
прежнему невыносимо хотелось есть. При мысли о еде во рту собиралась слюна, которую он едва
успевал глотать.
Между соснами в десяти шагах впереди внезапно показалась тропинка. Он остановился, глянув вниз,
вверх, - нигде никого. Постояв, вслушался: с ближней, причудливо изогнутой сосенки вспорхнула
маленькая куцехвостая птичка, неподалеку упала на землю старая шишка, и снова стало тихо-тихо. Он
поискал взглядом какое-нибудь укрытие и, пройдя немного, опустился на колючую, поросшую реденькой
травкой землю за обомшелым обломком скалы.
Лежа лицом вниз, он ждал, часто поглядывая туда, где между сосновыми вершинами поблескивала
тропинка, и думал, что сделать с человеком. Он не сомневался, что по тропе идет не военный, что
10 Трудиться (итал.).
11 Все (итал.).
12 Стоп! (нем.)
13
одежду он отдаст без сопротивления (все-таки пистолет), вот только как быть дальше - убивать
безоружного не позволяла совесть, оставлять же его тут было равносильно самоубийству. Но сколько он
ни напрягал свой не очень подвластный ему теперь разум, ничего не мог придумать и чувствовал, что эта
неопределенность к добру не приведет. Однако было бесспорно и то, что главный хребет в таком
состоянии, в котором они находились сейчас, им не одолеть.
Человек показался ближе, чем Иван предполагал. На тропинке внизу вдруг появилась его согбенная
под тяжелой ношей фигура, но он почему-то не шел, а почти бежал, задыхаясь от усталости, и все шарил
глазами по сосняку, то и дело оглядываясь. Неужели он увидел их? Иван напрягся, сжался за камнем,
стараясь скрыть свою полосатую одежду, и с неожиданной злостью выругался, ясно осознав, как мерзко
и подло то, что он вынужден теперь сделать.
Но так было нужно.
Он позволил человеку подойти поближе, сам осторожно, поджав ноги, поворачивался за камнем. В
рукаве шевелился, словно крапивой обжигал плечо, муравей. Австриец устало тащил на плечах тяжелый
брезентовый мешок. Торопливо ступая грубыми, на толстой подошве башмаками, он уже проходил мимо,
когда Иван в три прыжка выскочил на тропу. Прохожий, услышав шум сзади, оглянулся. Это был
неуклюжий, пожилой толстяк в короткой кожаной тужурке, тирольской шляпе с голубой кисточкой за
шнурком и поношенных, пузырящихся на коленях штанах. От неожиданности он заморгал глазами, что-то
быстро-быстро заговорил по-немецки, замахал руками и двинулся на парня. Иван приподнял пистолет.
- Герр гефтлинг!.. Герр гефтлинг! - лопотал австриец. - Воцу ди пистоле! Эсэс!. .13
Иван сразу весь подобрался. Он понял, но никак не хотел поверить, что снова нависает над ними
беда. Проклятый муравей разгуливал уже между лопатками, но парень не шевельнулся, чтобы стряхнуть
его, - суровым, беспощадным взглядом он впился в австрийца.
- Эсэс! Дорт эсэс! Штрейфе14, - беспокойно говорил человек. Он был взволнован, пот ручьем лился по
его немолодому, обрюзгшему лицу; в его груди, словно гармонь, удушливо скрипело и свистело на все
голоса. Иван оглянулся и прикусил губы.
- Где эсэс?
- Дорт! Дорт! Ихь мэхтэ инен гутмахен15, - махал рукой австриец.
- Ду найн люгэн?16
- О найн, найн! Ихь бин гутэр мэнш!17 - горячо говорил он и, сменив тон, на ломаном русском языке
произнес: - Я биль плен Сибирь.
В его встревоженных глазах мелькнуло что-то теплое, как воспоминание, и Иван понял: он не
обманывал. Надо было спешить. Их вот-вот могли обнаружить тут. Исчезла последняя надежда
заполучить хотя бы кусочек хлеба.
- Ду вэр? Варум хир?18 - строго спросил Иван и за рукав тужурки бесцеремонно дернул австрийца с
тропинки.
- Ихь бин вальдгютер. Дорт ист майн форстей19.
Иван взглянул вверх, куда показывал человек, но никакого дома не увидел, зато заметил, как из чащи
выскочила Джулия. Вероятно, она слышала их разговор и закричала:
- Руссо! Руссо! Бежаль! Руссо!..
Не обращая внимания на ее предостерегающий крик, Иван еще раз дернул австрийца за плечо и
вырвал у него из рук мешок:
- Эссен?20
- О я, я, - подтвердил тот. - Брот21.
Австриец, видимо, все понял, оглянулся, быстро опустился на колени и дрожащими пальцами
расстегнул «молнию» своего мешка. Иван выхватил оттуда небольшую черствую буханочку хлеба.
Австриец не протестовал, только как-то обмяк, сразу утратив недавнюю свою живость, и на мгновение в
душе Ивана шевельнулся упрек. Но он тут же подавил его, отпрянув под сосну, бросил взгляд вверх, на
серые снежные вершины, и оглянулся. Австриец застегивал мешок, пальцы его никак не могли
справиться с «молнией», тогда Иван бросил подскочившей Джулии хлеб, а сам снова шагнул к человеку.
- Снимай!
Он забыл, как назвать по-немецки тужурку. Австриец не понял, и парень выразительно тронул его за
рукав. Но австриец почему-то не спешил отдавать одежду; на старческом, красноватом от
склеротических прожилок лице скользнула растерянность. Иван крикнул:
- Шнеллер! - и дернул настойчивее.
13 Господин пленный!.. Господин пленный! Не нужно пистолета! Эсэс!.. (нем.)
14 Эсэс! Там эсэс! Облава! (нем.)
15 Там! Там! Я желаю вам добра (нем.).
16 Ты не врешь? (нем.)
17 О нет, нет! Я честный человек! (нем.)
18 Ты кто? Почему здесь? (нем.)
19 Я лесник. Там мой дом (нем.).
20 Кушать? (нем.)
21 О да, да. Хлеб (нем.).
14
- Шнеллер! Шнеллер, руссо! - приглушенно, но очень тревожно звала его из сосняка Джулия, и
австриец с какой-то безнадежностью, вдруг расслабившей все его существо, снял с себя тужурку. Иван
почти вырвал ее у него из рук и в последний раз взглянул в глаза этому человеку. Иван понимал: это
была черная неблагодарность, но иначе поступить не мог.
Он побежал в сосняк, где мелькнула полосатая куртка Джулии, и, уже отдалившись, оглянулся:
австриец стоял на прежнем месте в синих подтяжках поверх светлой сорочки и, опустив руки, смотрел им
вслед. Что было в том взгляде, Иван так никогда и не узнал.
8