В конце сентября я была приглашена Н. И. Подвойским на должность секретаря "Солдатской правды".
Сначала я отказывалась. Я никогда не работала в газетах. Я была автором многих популярных исторических романов и повестей для юношества, но ничего не понимала в газетном деле. Если я умею писать простым, ясным языком, понятным подросткам и широкой массе читателей, то это еще не значит, что я могу работать в партийной газете. А тут еще секретарство, не угодно ли! Секретарь строит номер. Что я могу построить? Как могу я быть недобросовестной по отношению к большевикам? Я редактировала письма для "Солдатской правды", но это была узкая работа, и притом бесплатная, — теперь мне предлагали жалованье, так как в военной организации все получали жалованье.
Но Вера Михайловна настаивала:
— Не смейте отказываться. Жалованье вам платить должны, ведь вы будете заняты целый день и у вас не останется сил ни на какую другую работу. А то, что вы до сих пор не занимались журналистикой и не секретарствовали, — это не беда, я вам помогу, а потом и сами станете на ноги.
Я согласилась.
Это было в конце сентября. В сентябре наша военная организация занимала тесное помещение в начале Литейного проспекта, недалеко от Литейного моста.
В большой проходной комнате помещалась контора и работала единственная машинистка; другую комнату, тоже проходную, узкую и длинную, в одно окно, отвели под редакцию; тут же за маленьким столиком белокурый солдат беседовал с приехавшими с фронта товарищами, за другим столом работал Н. И. Подвойский; третий стол предоставили мне.
Мне опять навалили массу писем и кучу буржуазных газет. Что со всем этим делать? Как составлять номер? Ведь нельзя же по плану "Речи" или "Новой жизни". И где взять материал для разных отделов: для хроники, фельетона, где взять стихов? Ведь стихи, поднимающие дух, совершенно необходимы. Как бы по неопытности не наделать ошибок.
Подвойский мечется, часто уходит в заднюю комнату-клетушку, где, очевидно, собираются совещания, где иногда в тишине пишутся статьи.
Я, разумеется, не скрываю своей неопытности. В сущности, в сорок пять лет я здесь только ученица. И я не хочу, чтобы знали, что я писатель-профессионал. Тогда со мной, может быть, будут церемониться. Так лучше. Учиться так учиться. И я скрываю свой литературный псевдоним, называя себя по паспорту ничего не говорящей фамилией — Ямщикова. Подхожу к Подвойскому.
— Скажите, что я должна делать. Предупреждаю — не переоцените: я не газетный работник, у меня имеется только опыт популяризации и ничего больше.
— И желание работать. А это — самое главное. Мы уже знаем вас по редактированию писем.
— Тогда я прошу об одном: взять меня на испытание и через две недели дать отставку, если не подойду.
— Большевики не церемонятся, — было ответом.
— Итак, мои обязанности?
— Собирать материал, группировать, составлять номер. "Шапку" вам будут давать редакторы. Старайтесь привлекать сотрудников из масс. Сюда приходят фронтовики; ловите их, расспрашивайте, записывайте. Стройте беседы и фельетоны о жизни на фронте. Потом, вы должны держать в порядке архив, подшивать использованные рукописи, чтобы можно было всегда навести справку, а неиспользованные хранить тоже для справок, в этом отношении нужно быть крайне щепетильной: часто авторы заходят справляться о своих письмах или заметках; от вашей внимательности и умения подойти к человеку зависит многое. Потом, конечно, вы должны подумать об интересной хронике и резолюциях с фабрик и заводов; потом…
Я слушала, чувствуя, как у меня по спине бегают мурашки. Сколько сразу обязанностей! И когда все это выполнить?
А Подвойский, словно спохватившись, добавил:
— Скоро мы вам подкинем еще газетку "Деревенская беднота" — для крестьянских масс.
Вторая газета! А помощники? Какой будет у нее формат? Вон "Солдатская правда" растянулась в простыню "Нового времени". Громадина. Чем ее наполнить, этакую прорву?
Передо мной спокойное лицо Нины Августовны Подвойской.
Я говорю ей:
— Да разве возможно это выполнить? Все готово должно быть к четырем часам, а тут еще ловить фронтовиков и делать записи об окопной жизни… и стихи… и подшивать этот архив…
Она улыбнулась:
— А вы не пугайтесь и не придавайте буквального значения словам Николая Ильича. Работайте как умеете и — до отказа.
Ну хорошо. Попробую.
Маленький стол, тесно. Никак не поместиться. Кладу стопки бумаг на стул, на пол. Шумно. Поминутно мелькают входящие и выходящие люди. Станут перед самым носом и говорят, заслоняя свет. Говорят без конца. Гудит в ушах от шума. Беру резолюции, правлю.