- А чего унывать. Я сегодня и спать не ложился. С дамочкой одной ворковал всю ночь. Милая такая дама. Два дня как приехала. Почти землячка. Их Сумской области. Из Ахтырки.
- Мне это неинтересно. Личное держи при себе,- Женя сделал вид, что это ему действительно неинтересно. Он громко откашлялся и ускорил и без того быстрый шаг. Женя успел смертельно устать от своей работы всего за неделю. За первую неделю! Какие ещё дамы! Тем более разговоры о них. Пустое.
- А вот и зря. Оттого ты такой хмурый. Всегда молчаливый и всегда недовольный. Женщины разбавляют нашу унылую жизнь. Как же без них,- Ромка держался рядом. Не отставал. И чего он к нему привязался! С первого дня знакомства. К молчаливому и унылому. Они вместе, с небольшой группой, ехали из Варшавы на поезде. Ехали всю ночь. И полночи точно, Ромка болтал. Шутил и балагурил. А Женя безуспешно пытался уснуть на жёстком сиденье. Разве сидя уснёшь?
- У меня семья. Жена любимая. Зачем мне дамы, – Женя что-то сказал, чтобы не показаться совсем уж невежливым.
- Ха! Удивил. У нас у всех семьи и жёны любимые. И у дам семьи и мужья единственные. Только здесь всё это ни при чём. Они где-то там. Семьи. Супруги. Далеко. В другой жизни. А мы здесь. Вкалываем. Грустим и тоскуем. Надо друг друга поддерживать и вдохновлять. Ну да ладно. Что с тобой говорить. Ты первый раз приехал, а я битый гостарбайтер. Посмотрю на тебя через пару месяцев. Не старый ты ещё. Тело своё возьмёт. Потребует. Вот увидишь. Ладно. Ты на каком участке сегодня трудишься? Смотрел по спискам?
- Как и все свои дни, на политизации,- Женя ответил коротко. Они вышли на площадь Жозефа Пилсудского. Невысокий памятник в полный рост. Собственно, это и была привокзальную площадь. Круг автобусов.
- Да, не повезло тебе. На конвейере не сладко. Только и успевай. Новенькие все с политизации начинают. Самая простая и дурная работа. Я в первый приезд трудился там. Хорошо помню. Два месяца пахал. Я здесь всё знаю. Сейчас меня на фарш поставили. На постоянку оставили. Справляюсь потому что. Нравится мне там. Девочек много. Люблю за масками угадывать, кто есть кто из дамочек. Словом перекинуться успеваю. То с одной, то с другой. Поболтать люблю. Туда-сюда бегаешь. Накидал в миксер. Время есть, немного. Если, конечно, с прытью работать. Дамочки эту прыть мне и придают. Видишь: получается замкнутый и полезный круг. Работается веселей и настроение хорошее. Учись!
На остановке толпилось около двух сотен рабочих. Автобусы подъезжали один за одним. Быстро набивались людьми и сразу отъезжали. Минута ожидания. Вот и красный. За рулём безликий водитель в униформе. На голове фуражка. Под носом усы щёточкой. Усы! С усами! «Вот тебе раз! Что-то нестандартное. Странно. Это какой слон в какой Африке сдох!» - подумал Женя.
6.05. Женя успел пропикаться, отметиться чипированной картой и вовремя пройти на свой рабочий участок. Занял место в шеренге. На утреннее, сменное построение. За несколько минут он успел. В семь быстрых минут уложился. Впрочем, как и все остальные его соработники. Семь минут всего. Выскочив из автобуса, он отметился на проходной предприятия, через которую рабочие двигались мелкими шажками плотной очередью. Спешно двигались. Покачиваясь и переминаясь в ритме танца ламбады. Подталкивая и подбодряя друг друга шутками и незлобной руганью, просочилась очередь, по одному, сквозь полуметровую стальную створку. Полсотни раз маякнул едко-зелёный пропускной глазок. Далее очередь рассыпалась в торопливую толпу. Через широкий бетонный плац. Почти бегом. Вот он, вход в низкое, одноэтажное здание через металлическую дверь. Налево – мальчики. Направо – девочки. Поток людей разделился. Приблизительно поровну. Раздевалки в противоположных сторонах. Белые кафельные стены. Белый пол в больших плитках. Чисто. Стерильно. Очень прохладно. Тёточки уборщицы снуют со своими швабрами и тряпками. Громко разговаривают между собой. На польском, конечно. Почти кричат. Не стесняются. Женя теперь тоже не стесняется. Перестал скромничать. За неделю привык. Не до сентиментов. Успеть бы. Вот и его шкафчик. На шее у Жени связка на длинной синей ленточке с электронной картой и тремя маленькими, блестящими ключами. Он быстро нашёл нужный ключ и отпер металлическую дверцу. Куртку повесил на крючок. Ботинки поставил на нижнюю полку. Свитер и джинсы уложил на верхнюю полку. Скомкал. Не страшно. Гладить не нужно. Не принято. Носки засунул в ботинки. Остался в одних плавках. Стало совсем холодно. Он обул на ноги резиновые шлёпки. Из шкафчика. Казённые. Выданные ему. Закреплённые за ним. Белые шлёпки. Сырые и скользкие. Закрыл шкафчик. На шее осталась связка ключей. Больше ничего с собой брать нельзя. Раздевалка гудела голосами. Русскими голосами. Русским матом. Все торопились. Многие ругались. Незлобно. По привычке. К слову. Надо успеть и не отстать. Далее вереница людей потянулась во вторую раздевалку. Там тоже хозяйничали тёточки-уборщицы. Горланят. Пшекают что-то. Натирают и протирают. Стены. Пол. Женя добрался до своего второго ящичка. Мелкими шажками. Толкаясь и отталкиваясь от других. Быстро подобрал ключ от верхней части ящичка. На полке в нём лежала стопка одноразовой спецодежды. Тёточки приготовили. Почти прозрачные белые брюки. Белоснежная футболка. Тонкий, коротенький халат с одним, единственным карманом на груди. Глубоким карманом. Слева. Над сердцем. В него кладётся связка ключей. Личная связка с чипированной картой-пропуском. В этой связке запрограммирован весь Женя. Всё, что он есть. Всё, что он из себя здесь представляет. Терять нельзя. За потерю или порчу карты полагается штраф. Пятьдесят евро. Связка должна храниться всегда на шее. На шее и в кармане. Чтоб не болталась. Чтоб не мешала во время праци. Больше ничего с собой брать нельзя. Женя тремя движениями одел себя в белую униформу. Одежда лёгкая. Просвечивается. Теплей не стало. Женя поёжился. Набрал и задержал воздух в лёгких. Напряг мышцы. Вроде, стало теплей. Наклонился. Открыл нижнюю створку последним ключом. Достал резиновые сапоги. Белые, конечно. Высокие. До колен. Вставил в сапоги голые ноги. Шлёпки закинул в ящик. На место сапог. Запер верхний и нижний ящички. Последовал бегом, за остальными, на выход из раздевалок. Туалет по пути. Надо обязательно было забежать. Поллитра чая давали о себе знать. Давила жидкость. Требовала выхода. Потом некогда будет. Перед входом в санитарную зону Женя успел выхватить из специальной корзины и надеть на голову одноразовую косынку и нацепить на лицо одноразовую маску. И косынка, и маска сияли белизной. Сделаны они были, по всей видимости, из какой-то синтетики. Дышалось трудно через такую маску. Поэтому, во время работы, её оттягивали вниз. Освобождали нос. Все так поступали. Женя тоже. Руководство в том числе. В санитарной зоне Женя прошёл тщательное мытьё рук. Мылом и специальными средствами. Затем подвергся химической обработке. Пару секунд его продувало химическим паром. Сапоги прочистили мокрые, механические щётки. Автоматические. Вперёд, быстренько по скользкому коридору - и вот он на производстве. Последнее мероприятие – перед входом на участок электронное подтверждение своего прибытия. Он успел. Ещё один коридор. Широкий. Для движения электрокар и механических тележек. Бегом, бегом. Вот и его участок. Политизация. Теперь обязательное построение. Десять. Одиннадцать. Нет, двенадцать человек. Тринадцатая, старшая смены, пани Моника. Она встала напротив членов бригады. Ширококостная. Грудастая. Мощная. Настоящая баба. Польская баба. Вылитая киношная бригадирша. Крикливая. Грубая. Требовательная. И, конечно же, справедливая. А как же иначе. Иначе работу не настроишь. Людей не заставишь шевелиться. Себя не заставишь уважать. Её можно было понять. Она местная. Голенювская корнями. Необычайно быстрая и работящая. Голос у неё всегда звучал громко и с каким-то присвистом. Как у закипающего чайника. Она и закипала часто. Ругалась Моника по любому, мало-мальскому поводу, который всегда находился. Кричала она всегда на смеси русского, украинского и польского языков. Связующим словом всех её указаний, замечаний и распоряжений было слово «курва». Она использовала его постоянно и повсеместно. Поэтому Монику так и звали между собой. Курва. Курва идёт. Скажи Курве. Попроси у Курвы. И всё в таком духе.