Ой! Только не надо разводить руками и что-то там советовать! Это я сейчас, задним умом, многое понимаю. Можно было бы сделать вот так. Или поступить вот этак. Но, тогда это было тогда. Мне только исполнилось двадцать два года. По теперешним меркам – совсем мальчишка. И я жил своим умом, как мог. Как мог! Самое простое, что мог бы сделать для нас, молодой семьи, мой отец - это купить нам квартиру в Харькове. Она стоила тогда до пяти тысяч рублей - кооперативная. Государственные квартиры официально не продавались. Нельзя было. Это же госимущество! Просто одних прописывали в квартире, а другие выписывались из неё. Переоформлялись жильцы в ЖЭКе и всё. Рассчитывались «покупатели» с «продавцами» на кухне. За чаем. В роли нотариуса выступал начальник ЖЭКа. Он был третьей стороной. Без него (как правило – без неё) никак. Так вот, отец мой мог бы помочь. Денег у него было достаточно. Что-то около двадцати тысяч советских рублей на книжке. На сберегательной книжке сберегательного банка! Годы службы в армии. Годы службы в Польской Народной Республике. Личные накопления. Как же можно их трогать? Они ж там сберегаются. В сберегательном банке Советского Союза. Правильно! Вы, мол, пока поживите, как есть, там посмотрим. Пожили! Всего через несколько лет после описанных мною событий эти деньги превратятся в пшик. Их не станет. Кто не помнит развал страны? Павловскую реформу, финансовую. Кто не помнит обесценивания рубля? И много чего ещё, плохого. Прибавьте к этому страшное землятресение в Спитаке, которое затронуло Ленинакан в полной мере. Ладно уж. Это случится потом. Тогда же, в восемьдесят восьмом году, я перешёл работать на завод ХЭЛЗ. Харьковский электроламповый завод. Летом. В заводоуправлении мне пообещали комнату в семейном общежитии. Поставили на очередь. Подожди, мол, годик, получишь. Обязательно получишь. Хорошо. С радиоинститута я уволился по собственному желанию, в июне месяце. На электроламповый завод меня взяли в литейный цех. Взяли электриком. Я там выдержал три смены ночных. Если и есть на земле ад, или его отделение, то одно из них это - литейный цех. Литейный цех! Брр! Даже не хочу вспоминать. Рабовладельческий строй какой-то! Рабы на галере, прикованные цепями к своим вёслам. Я быстренько сорентировался на местности, и перешёл работать транспортировщиком в цех народных товаров. Там же, на заводе. Завод-то большой. Много цехов. Много чего делают. Производят. От заказов военной промышленности до ложек и вилок. Наш цех изготавливал электронасосы БЦН. Хорошие насосы. Центробежные. Работал я много и зарабатывал много. Около трёхсот рублей. В мои обязанности входило погрузить насосы на электротележку. Перевести их на склад. Разгрузить. И так всю смену. Все рабочие восемь часов. Для молодого парня – нечего делать. Разминка лёгкая. В спортзал ходить не нужно. Качаться. Каждый насос весил двенадцать килограмм. За одну смену я перетаскивал десять тонн железа. Туда, сюда. Так что, в моей трудовой книжке появилось ещё несколько записей. Тут ещё стоит добавить. В то лето, восемьдесят восьмого года, я подрабатывал грузчиком в молочном магазине на Чернышевского. Официально. А как ещё? На полставки. Запись в трудовой есть. Всё, как положено. Рано утром, на первой электричке метро, я приезжал в центр города. На Советскую. Бежал триста метров на улицу Чернышевского, на площадь Поэзии. Там находился молочный магазин. Я должен был принять цельное молоко с молоковоза. По трубопроводу. Закачать в ёмкость. Разгрузить остальную молочку. Это сметану в бидонах и в стекле, кефир в тетрапаках и литровых бутылках, творог, ряженку, сыворотку, топлёное молоко и ещё что-то. Всё это в таре. Всё это тяжёлое. За один час я справлялся. Получал от завхоза магазина свой, честно заработанный червонец и убегал на основную работу. Я успевал. Официальная же зарплата в магазине была …, что-то около сорока рублей в месяц.
На ХЭЛЗе я проработал чуть больше года. До сентября восемьдесят девятого года. Опять-таки: сухая запись в трудовой. Принят - тогда-то. Уволен – тогда-то. Коротко. Абсолютно обезличенно. А ведь за этой, обезжизненной, записью стоит огромная череда событий. Ещё каких! Сумасшедших! Не могу их обойти. Я очень кратко постараюсь. О том, что случилось седьмого декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года тогда узнал и вздрогнул от страшных известий весь мир. Без преувеличения. Сейчас, спустя более тридцати лет, многие молодые люди даже не слышали о Спитакском землятресении. Меня даже немного коробит от того, что … . Где-то что-то случилось. Ну да. Трагедия. Убили одного. Пусть троих. Пусть упал самолёт. Погибли люди. Страшно? Конечно страшно! Жаль людей. Трагедия! Горе для многих. Слов нет. Об этих происшедствиях кричит весь свет. Все средства массовой информации, всех стран взахлёб рассказывают о происшедшем. Кадры с разных ракурсов. Разные. Репортажи с места событий. Постоянно. Ежечасно. Тогда же, седьмого декабря, погибло несколько десятков тысяч людей. Несколько десятков тысяч! Вдумайтесь только. Разрушены были несколько городов. Огромное количество сёл. Разрушены были, частично или полностью многие заводы и фабрики, различные предприятия, школы, детские сады, церкви, памятники архитектуры, дороги и мосты, газовые и электрокоммуникации, и много, много чего ещё. Вы представили себе уровень катастрофы? Армения в те годы погрузилась в круговорот чёрных дней. Началась война в Карабахе. Экономическая блокада республики продолжалась несколько лет. Жители страны сидели без света и газа. В полном смысле этого слова. Нет электричества, значит нет воды и тепла. Нет света. Освещения. Конечно же, я был там. У родителей. С родителями. С сестрой и племянницей. Кроме моих личных, жилищных проблем прибавилась ещё и забота о матери и отце. Они остались без крова. Без жилья. О тех событиях я написал отдельную книгу. В этом рассказе речь идёт о трудовом стаже. Поэтому продолжу.