- У меня-то? – удивился вопросу Иван Иваныч. – Ооо! Отец мой был строг. Не в меру строг. Ремень его висел на двери в доме. Тонкий. Кожаный. Болючиий! Очень наглядно висел. И прежде, чем ослушаться, я сто раз на дверь посмотрю. Родителям я не смел перечить. Оттого, может, и вырос таким тихим.
- Прям-таки тихим, – метла усмехнулась. - Это сейчас ты старый и спокойный. Успокоенный. Потому как энергии в тебе немного осталось. Экономишь ты её. Делом занят. А такой ли ты был в юности, скажем? Ответь честно.
- Всяко бывало. Всяким был, – Иван Иваныч почесал затылок. – Ослушивался ли я старших и близких? Да. Конечно же. Когда повзрослел немного. В авантюры влезал всякие? Конечно. Глупости совершал? А как же. Но, непотребств разных, вроде подлости, воровства, измены, предательства, преступления - я не совершал. Никогда. Закон общественный нарушал. Было такое. Но как нарушал? Закон-то, он тоже несовершенен. Как и всё человеческое. Грубо говоря: перейти дорогу на красный сигнал светофора можно. Если дорога пуста. Почему бы и не перейти. Глупо стоять и ждать, когда нет машин. Это нарушение? Нарушение. Но как его не совершить в тихом месте! Или, скажем, разбить витрину киоска, чтобы достать бутылку с водой и напоить потерявшего сознание человека, если нет других вариантов? Нарушение? Безусловно нарушение. Никто не спорит. Но, мне думается, что в каждом таком случае надо разбираться. Прежде чем судить и осуждать. И мотивы, побудившие человека но тот или иной поступок, следует разбирать по полочкам. Внимательно и скрупулёзно.
- Ну да, – согласилась метла. – Есть отношения к человеческому проступку по закону, а есть по-человечески, по совести. Так ведь. Это как сказать: по-человечески – тебя жалко и мы всё понимаем, но по закону – тебя следует судить и наказать. Эх! Надо бы жить по совести, а не получается. Совесть не у каждого развита. Приходится уживаться по закону. А он иногда не к месту. Иногда строг не в меру. И всегда слеп. Этот закон.
- М-да. Добавить нечего. Ты, как всегда, права. И насчёт детей, и насчёт всего остального. Кстати, как тебе бабуля? Божий одуванчик, – Иван Иваныч посмотрел на весёлую старушку. Бабуля кормила голубя. С ладони. Смелая птица хватала крошки. Отступала назад. Затем приближалась к руке. Осторожно. Бочком. Снова хватала пищу. Отступала. И так раз за разом. Туда, сюда. Туда, сюда. Но клевала и клевала. Остальные птицы толкались около. Подбирали с земли остатки. К ладони, полной корма, приближаться не решались. Старушка выглядела счастливой. Смелый голубь тоже. За его смелостью спешила награда. Сытость.
- Молодец! – тут же откликнулась метла. - Что можно сказать? В её возрасте она научилась, наконец, чхать на всех и на всё с высокой вышки. Теперь человек живёт в своё удовольствие, согласно своим наклонностям. А наклонности у неё добрые. Натура добрая и творческая. Это видно сразу. Она научилась разгонять в себе это состояние. Состояние радости и довольства. Научилась до такой степени, что так и осталась в нём. В своём маленьком разогнанном счастье. Похоже, что навсегда. Молодец, бабуля! Просто умничка! Всем бы так. Я прямо-таки представляю, как она стоит перед зеркалом каждое утро, смотрит на себя, и как бы ни было ей паршиво, быть может - настраивает в себе определённое настроение, разгоняет по своим жилам жизнь. И, разогнав в себе эти жизненные соки, весь день цветёт и светится. Кстати, тебе бы не помешало многому у неё поучиться. Так что, смотри, наблюдай и заимствуй. Бабуля умничка! Это я тебе говорю.
- Я-то смотрю и не спорю, – ответил Иван Иваныч задумчиво. – Смотрю и в чём-то завидую. Но я так не смогу. Не смогу расслабиться. Не хватает мне какой-то раскованности. Природной, что-ли. Я всегда стеснялся привлекать к себе излишнее внимание. Да и просто внимание. Стеснялся, понимаешь? Даже одеть на себя слишком яркую одежду, из-за чего на меня, быть может, будут глазеть излишне, мне не под силу. Как и выступать на сцене перед зрителями, например. У меня не получится. Мне стыдно привлекать к себе внимание. Когда на тебя смотрят много глаз, ты становишься…, вроде как обязан. Обязан выглядеть. Обязан соответствовать. Обязан понравиться, или ещё что-то. Но ты становишься обязан. Глупо, да? Но вот так. А раз ты обязан, то это уже не ты. Не совсем ты. Ты начинаешь немного играть. Под чужими взглядами, под многочисленными взглядами, ты начинаешь лицедействовать. Становишься немного актёром. Многочисленные взгляды захватывают тебя. Они начинают управлять тобой. Ты даже не замечаешь, как. Поэтому там, где много людей, много глаз, много отношений - человек чуточку теряется. Поначалу. Он теряет себя ещё больше. После. Со временем. Свою индивидуальность теряет. Понимание себя самого. Ведь ему приходится всегда и постоянно немного подыгрывать окружающим. Всегда немного притворяться. И в конце концов, человек всё больше отдаляется от себя, вживается в некую, взятую на себя роль, забывает себя. Привыкает играть. Привыкает к некой фальши. Забывает себя настоящего. И живёт так всю жизнь. Но… . Как мне кажется, я нашёл себя. Нашёл с самого раннего детства, и уже не хотел, и не хочу себя терять. Это и есть моя скромность. Наверное. И мне совершенно не хочется привлекать к себе излишнее внимание. Мне таким образом всё это представляется. Вся эта, извини, показушность. Но бабуля - молодец. И флаг ей в руки. А я так не хочу и не могу.