— Еще один код, — пояснил Дженнингс, ухмыляясь. — Я настоятельно предлагаю нашим ведущим банкирам быть пощедрее в Гонконге и посуровее с китайскими банками, в которых сейчас сосредоточено девяносто семь процентов перемещенного капитала. Разумеется, в обмен на…
— Господин президент, — прервал его Брайс со всей возможной учтивостью, но с предостерегающими нотками в голосе.
— Ох, прости, Джерри. Я знаю, что это большой секрет и все такое прочее. Но я надеюсь, что в скором времени для конгрессмена не будет существовать никаких секретов.
— Кстати, сэр, — продолжал эксперт Белого Дома по связи, взглянув на Кендрика и чуть заметно улыбнувшись, — в отсутствие вашего политического штаба здесь, в Лос-Анджелесе, я сегодня вечером одобрил заявление вице-президента Болингера об отставке. Это соответствует вашим намерениям.
— Он собирается сниматься на телевидении?
— Не совсем так, господин президент. На он действительно заявил, что намеревается посвятить жизнь борьбе с голодом на планете.
— Если я обнаружу, что хоть одна мать украла шоколадку для ребенка, остаток своей жизни он проведет в Ливенворте.
— Бейджинг, сэр. Следует ли мне подтвердить?
— Ну, разумеется, и прибавьте мою благодарность этим ворам.
Брайс кивнул Кендрику и Калехле и вышел, плотно затворив за собой дверь.
— Так на чем мы остановились?
— На Инвер Брассе, — ответил Кендрик. — Они меня создали и специально выставили перед публикой таким, каким я не являюсь. В этих обстоятельствах мое назначение вряд ли можно назвать волей народа. Это скорее шарада.
— Это вы — шарада? — спросил Дженнингс.
— Вы знаете, о чем я говорю. Я никогда об этом не думал и не хотел этого. Как вы сами только что прекрасно изложили, мною манипулировали в предвыборной гонке и просто запихивали меня каждому в глотку. Я не одержал победы и не пришел к ней нормальным политическим путем.
Лэнгфорд Дженнингс в раздумье пристально, изучающе глядел на Кендрика; воцарилась напряженная тишина.
— Вы неправы, Эван, — произнес наконец президент. — Вы одержали победу, и вы ее заслужили. Я не говорю об Омане и Бахрейне или даже об этом все еще не завершенном деле в Южном Йемене. Эти события просто свидетельствуют о личном мужестве и самоотверженности, которые с самого начала были использованы, чтобы привлечь к вам внимание. Нет никакой разницы между героем войны и астронавтом, и вы совершенно закономерно оказались на авансцене, Я только, как и вы, возражаю против способа, каким это было сделано, потому что это совершалось втайне, людьми, которые нарушали законы и, хотя и ненамеренно, губили чужие жизни, скрываясь при этом за надежной завесой. Но они — это не вы, вас среди них не было… Вы завоевали этот город, потому что сказали то, что следовало сказать, и страна вас услышала. Никто не смонтировал эти телевизионные кадры, и никто не вкладывал слова в ваши уста. Вы задали вопросы, на которые не последовало надлежащих ответов, и против вас ополчилось множество бюрократов, привыкших делать все так, как они считают нужным, и не предполагавших, что кто-то может вывести их на чистую воду, раз они спаяны круговой порукой. И, наконец, это говорю вам я, Лэнг Дженнингс из Айдахо. Вы спасли нацию от моих наиболее рьяных приверженцев, вернее сказать — фанатиков. Они столкнули бы нас на дорогу, о которой даже подумать страшно.
— Вы бы неизбежно сами их разоблачили. Когда-то где-то кто-то из них обязательно зашел бы слишком далеко, пытаясь завлечь вас туда же, и вы раскрыли бы их всех. Я видел в Овальном кабинете человека, который пытался на вас опираться, и он почувствовал, что дерево вот-вот упадет, придавив его собой.
— О, Герб Дэнисон, и эта медаль… — Знаменитая во всем мире президентская ухмылка тотчас же вернулась к нему, и он рассмеялся. — Герб был упрям, но безвреден, и он делал множество вещей, которыми я терпеть не мог заниматься. Сейчас он ушел, Овальный кабинет предоставил ему такую возможность. Он получил приглашение от одной из старейших фирм на Уолл-стрит, из тех, в которых все состоят членами закрытого клуба, куда никто, кроме них, не имеет доступа. Нас с вами туда не пустили бы. Так что он вернулся назад к денежным тузам. Герб наконец получил звание полковника, чего он всегда так хотел.
— Прошу прощения? — переспросил Кендрик.
— О, ничего, не обращайте внимания. Национальная безопасность, государственный секрет и все такое прочее.
— Тогда давайте скажем прямо то, что мы оба знаем, господин президент. Я не обладаю соответствующей квалификацией.