Вот уже последние обгоревшие дома посада. Вот уже торчат стрелецкие бердыши над сложенной из бревен и телег баррикадой. Еще несколько шагов, только бы не споткнуться, не рухнуть раньше. Еще шаг, еще, а вот здесь оттолкнуться, и…
Максим сделал отчаянный прыжок, перелетел через полосу свежей рыхлой земли, и тут же услышал за своей спиной громкий треск. Ломившаяся за ним ватага мертвых налетела на ловчую яму, сработанную стрельцами за день. Первые их ряды обрушили спрятанные под слоем земли тонкие жерди и рухнули вниз на колья. Задние ряды сперва наперли на передних, обрушив еще несколько мертвяков вниз, а затем прямо в самую гущу угодила метко брошенная Фрязиным бомба, отчего десяток мертвецов раскидало в стороны, словно тряпичных кукол.
Остальные начали обегать яму с двух сторон, рассеявшись еще сильнее, и тут же получили сперва слаженный залп из пищалей, а затем со всех сторон на них бросились стрельцы с бердышами.
Первая ватага набросилась на мертвяков с тыла, не давая отступить и раствориться в мертвом посаде. Остальные наскочили спереди. Максим тоже схватил свой бердыш и побежал в общей толпе, чтобы нанести пару-тройку хороших ударов, хоть и оказался он в последних рядах.
Будь упырей чуть поменьше, все было бы кончено очень быстро, но к этакой толпе стрельцы подходить боялись, и от этого враг успел скучиться и броситься на них толпой.
Мертвяки дрались отчаянно. Конечно, действовать заедин, как заправское войско, они не могли, но что-то в них такое было, какая-то нутряная общность, словно у сбившихся в стаю зверей. Они норовили навалиться кучей на оставшегося в одиночестве стрельца, выискивали брешь в обороне и кидались туда, стараясь вырваться из капкана.
Несколько стрельцов оказались сбиты с ног, на несколько мгновений бой превратился в беспорядочную свалку, в которой мелькали то белые глаза, то вздымаемые бердыши. Сперва один человек с криком оказался утянут в мертвую толпу, затем второй, третий. Стрельцам уж приходилось рубить и своих мертвых товарищей. Был миг, когда казалось, первая ватага вот-вот дрогнет, и десятка три упырей вырвутся и убегут, но люди встали насмерть, и вскоре все было кончено.
– Ну, что, цел? – спросил Максима разгоряченный покрасневший Фрязин, утиравший шапкой пот со лба. Максим в ответ только коротко кивнул.
– Отлично ты бежал, кутья, – сказал Фрязин, смачно хлопнув его по плечу. – Будешь и дальше так – победим эту пакость совсем.
Максим – распаренный, разгоряченный боем, с дрожащими от натуги руками – ничего не отвечал, только кивнул, тяжело дыша. Сил его хватило сейчас лишь на то, чтобы бросить короткий взор на частокол и встретить глазами заинтересованный взгляд воеводиной сестры.
Глава девятая, в коей рыцарь пробирается в зачарованную башню
Весь следующий день прослонялся Максим без дела с осоловелой головой. Пробовал спать лечь, да сон к нему не шел. Глядя на него, Фрязин решил, что, пожалуй, следующей ночью ходить на упырей не стоит, да и стрельцам нужно было дать от этого ужаса отойти, а то как бы бунта не было. Чертков их весь день отпаивал пивом и в чувство приводил.
Вечером же все, кроме тех, кому в караул идти, хватили хмельного меда, на который воевода расщедрился, да отправились на боковую. Фрязин, успевший поспать днем – его бессонница никогда не мучила – отправился на стену, чтобы посмотреть, хорошенько ли проредились ряды упырей, а Чертков и Максим стали на занятом Чертковым подворье укладываться.
– Эх, все тут хорошо, в Зубцове, – проговорил сотник, потягиваясь и сгимая зипун. – А только вот по части баб кисло совсем. Город переполнен, и мужние жены, и девицы – все на набились по дворам, друг у друга на глазах, никого для забавы не сыщешь.
Этот разговор был у Черткова самым любимым. Пообщавшись с ним пару дней, Максим заметил, что тот, кажется, и не мыслил себе отдыха от служебных забот, кроме как в женских объятьях. Максим его за это не осуждал: Чертков ведь не монах (да и Максим-то теперь не монах), так что ему в его лета это грех не большой. Рыцари короля Артура тоже, многие, по этой части были не без греха.
– А что ж, в других местах ты много этак забавлялся? – спросил Максим.