Олаф выставил вперед красные от мороза руки:
– Мы уже уходим, господин хороший. Не нужно глупостей. Уже уходим…
Нильс, пронаблюдав эту сцену, скривился и толкнул Олафа в плечо.
– Дайте табличку! Погода мерзотная! Я не хочу унижаться здесь… – всхлипнул Нильс. – Я замерз, хочу есть, и у меня болят руки.
В ответ Олаф грубо встряхнул Нильса за шиворот и потащил ко двору напротив.
– Если бы при мне был посох, то я огрел бы вас, не сомневайтесь! – шипел мальчик, стараясь высвободиться.
– Если бы у тебя был посох, его бы украли. Так что заткнись!
Олаф, не выпуская Нильса, стал стучать одной рукой, и стучал долго.
– Эй, кто там? Ишь вор–р–рище, ломится, как к себе домой! Эй, назад…
– Переночевать пусти! – крикнул Олаф.
Дворник отварил.
– Некуда положить… Ах, вас двое!
Затем дворник вытянулся вперед и осветил лица пришельцев посохом. Он прищурился, взял жемчужину и пустил.
Постоялый двор на деле оказался грязным двухэтажным бараком, который был битком наполнен пьяными телами. В полумраке, когда Нильс и Олаф протискивались по шатающейся лестнице на второй этаж, от лестницы отделились две тени. Высокая потащила тощую вниз. На высоком было куцее пальто, а в руке блеснула сталь – заговоренный нож. В другой руке тень зажала кастет.
– Убивать потащил,– сказал Олаф. Нильс вздрогнул.
Олаф пропихнул мальчика в одну из пустых комнат. Здесь не было даже нар. Один стол с пустыми бутылками, заваленный рыбными костями. За столом раскидывали карты бандиты. В углу сидела пьяная баба и неразборчиво скулила песню. По углам торчали, как грибные шляпки, сколоченные из хлама табуретки. Притаившись за дверью, торговались два скупщика.
Все в комнате повернулись на вошедших, открыли глаза даже те, кто храпели на полу, прижавшись к стенам.
– Ба, Варнак! – стукнул по столу кулаком жуликоватый игрок.
– Глянь-ка, Нюхач, какой фина́жик к нам заполз на огонёк! – раздались возгласы одобрения.
Олаф подтолкнул упиравшегося Нильса в середину комнаты и уселся на пол, силой усадив Нильса рядом.
– Варнак, чепчик купи! – стал приближаться один из торгашей, шлепая босыми ногами по заплеванному полу.
– Не ссы мне в уши, пес! – рыкнул Олаф, и скупщик тут же отстал. Обрег подскочил, хотел было бежать, но Олаф усадил его силой. – Посиди, еще не всё. Я хочу дождаться, когда проснётся вон тот старик. Познакомлю вас. Его карьерная лестница тебя заинтересует. Он лучший карпун из всех, кого я знаю.
Нильс на старика не смотрел, уставился в пол, опустив голову.
Олаф наблюдал за спящим стариком. Баба скулила, барышники орали, за столом ругались. Олаф снял ботинок и, растирая в кровь стоптанную ступню, приказал Нильсу:
– Эй, пни нашего карпу́шку. Разбуди!
Нильс повиновался. Старик не проснулся.
– Пни еще! – потребовал Олаф.
Нильс нехотя стал тормошить старика. И все разговоры разом стихли.
– Он мертвецки пьян, Варнак. Оставь Карпушку в покое, – хрипло отозвался скупщик из-за стола.
– Не пьян, – буркнул второй. – Он просто мертвый.
Скупщики тут же отпихнули Нильса и перевернули карпуна на спину.
–Каррррау–у–ул! Убиви–и–и.! – завопила баба. – Уби–и–ивцы!
Один из игроков стукнул ее, и она пластом рухнула на пол. Вокруг старика сразу столпились оборванцы, переговариваясь. Сбежался люд из соседних комнат, заслонив старика от Нильса. Это Олафу не понравилось.
Баба поднялась с пола и вдруг, точно у нее открылось второе дыхание, завопила, задрав голову:
– Караул, убиви! Убивицы убиви!
Кто–то из пришедших зажал ей рот и утащил в коридор. Карпуна продолжали тормошить, то есть пытались растолкать, параллельно обшаривая карманы.
Нильс попятился назад к окну, поглядывая на дверь.
–Карпун, карпу–у–а–ша! – тряс старика скупщик, человек в рваной шляпе. – Не губи, вставай, скорча́ так не помирают!
Пока вокруг царила суета, Нильс стал неслышно прокрадываться к выходу, но Олаф схватил его, локтями растолкал столпившихся, и пихнул Нильса к старику. Перед мальчиком лежал босой человек без возраста с раскровавленной грудью. Никто его не бил, но всё тело карпуна было багровым и потресканным. Глаза ввалились, а на губах запеклась кровавая пена.