Выбрать главу

– Ах, карпун! Честных людей губишь… – поднялся вой.

– Ладно честной люд, братушки, нам с вами из пустяков не сгорать… Бери карпуна и выноси к черному ходу. Пока дворник не вызвал сторожил. Бери! Выноси!

– На ветру выветрился…

– Выветрился…

– Повыветрился!

Пронесся тихий шепоток, как шелест листьев, и скупщики потянулись к выходу.

– Повыветрился на ветру… – скорбно шепнул Олаф. Тут Нильс конвульсивно вывернулся и опрометью кинулся бежать.

Олаф нашел его у бара на соседней улице. Прижавшись спиной к забору, Нильс стоял и кашлял. Морозный воздух после спертой вони ночлежки с непривычки обжигал легкие.

Олаф подошел к нему:

– Я вижу на твоем лице телячий восторг.

Нильс продолжал откашливаться.

– Давай-ка, надо убираться отсюда. Скоро здесь будут сторожилы.

Олаф взял кашляющего Нильса под локоть. Но мальчик отпрыгнул по–кошачьи и побрел вперед, отстраняясь.

– Что с ним случилось? – прохрипел Нильс. – С тем карпуном?

– А ты не понял? – удивился Олаф. – Он переписывал проклятые свитки, пока у него тело не треснуло. На лекарства, очевидно, денег не хватило, вот он и издох. Проклятье, которое защищает свитки, называется «Поветрие». Поэтому на Скупке про карпунов говорят, что они выветриваются. Но Рэй тебе не рассказывал, что бывает с карпунами, когда брал на работу…

Олаф видел, с Нильса уже хватит, но смягчаться не хотел.

– Опомнись, – проговорил он вкрадчиво. – Поверь мне, парень, тебя будет ждать тоже самое, но только гораздо раньше, потому что ты языка не знаешь. Талант от Поветрия не спасет. А когда ты потрескаешься, Рэй еще посмеется. И это лучший исход, на который ты можешь надеяться.

–Со мной такого не может быть! Это дно! Мне бы только до Турнира… Я дальше не б–буду…Отпустите меня домой! – Нильс дрожал всем телом.

– Я сам ненавижу эту улицу! Сегодня пришёл только чтоб тебя, дурака, просветить,– сдался Олаф. Он протянул Нильсу табличку, но не отдал. – Прежде, чем получишь обратный билет в сытую жизнь, ответь мне на один вопрос. Если бы тебе предложили учиться у двух наставников, один из них путь будет Басмн – богатый, перспективный и всеми уважаемый аристократ. У него все есть, и ему все кланяются, потому что он богат. А вторым наставником путь буду я – приживала, бывший скупщик, с побегом из тюрьмы за плечами. Но я гений, у меня тридцать семь языков. Любая руна мне подвластна. Никакой Басман не даст тебе такого мастерства, которым владею я. Кого бы ты выбрал?

Вместо ответа Нильс выхватил табличку и сразу исчез.

– Я так и думал, – буркнул Олаф и обернулся на бар. Сквозь разбитые стекла слышался гомон и пьяные визги.

«Прошел год – ничего не меняется. Везде грязь, и я покупаю запрещенные порошки. Ничего святого», – думал Олаф, открывая дверь пинком.

Утром жизнь вернулась на круги своя, и Олаф больше не искал встреч с Нильсом. Какого же было его удивление, когда спустя месяц Нильс сам пришел и принес четыре свитка в черных бархатных мешках.

– Я ушел от Рэя, – сказал мальчик и вместе с Олафом сжег свитки в печи.

Глядя в пламя, оба были мрачнее тучи: Нильс – потому что не каждый день сжигаешь годовое жалование, а Олаф, как истинный ценитель контрабанды, грустил, что никому этих свитков уже не прочесть.

После Нильс с особым рвением стал учить язык Гардарики под руководством Олафа. Бонусом он научился у нового друга открывать все двери, варить красные порошки, выращивать жемчуг и многим другим вещам, о которых честным людям знать не положено.

Подошло время Турнира… Нильс успешно выиграл, победив Гаридо и даже не вспотев, отчего Гаридо страшно разозлился. Он с дружками наговорил Нильсу столько гадостей, что страшно подумать. И на этот раз, благодаря урокам Олафа, мальчик понял все с первого до последнего слова…

Смешно и досадно!

… Нильс заперся, не выходил из комнаты неделю, и говорил только с Олафом. Вряд ли тогда, сокрушенный и несчастный, мальчик мог подумать, что его ждет слава. Невозможная слава – оскорбительная не только для Гаридо, отомстить которому он страстно желал, но и для всех аристократов вместе взятых. Все потому что Нильс учился у Олафа Григера, учился прилежно. Пусть в этом учении Олаф и был безжалостен.