Люк изумленно открыл рот.
— Ты что, меня все еще боишься? — спросила Шеннон.
— Чертовски!
— Отлично, тогда ты должен знать, что я боюсь тебя с нашей первой встречи. — Шеннон предпочла не вдаваться в разъяснения. Иначе она выдаст свои чувства раньше времени. — Неужели тебе нравится, когда тебя упрашивают, Люк?
— Нет, — выдохнул он. — Я что, похож на идиота?
Он нежно уложил ее на кровать, накрытую чистым белым покрывалом.
— Я решил придержать это гнездышко, на всякий случай. По-моему, случай представился.
— Да. — Шеннон раскинула руки. — Я хочу тебя, Люк.
Повторного приглашения не требовалось. Люк встал и стремительно скинул свою одежду. У Шеннон пересохло во рту.
— Знаешь, я тебя сразу оценила, хотя ты стоял ко мне спиной. Но ты превосходишь все ожидания.
Люк напрягся. Его сконфуженная физиономия рассмешила Шеннон.
— Только не рассказывай, что раньше тебе этого не говорили.
Люк наклонился к ней и нежно заключил ее в свои объятия.
— Я… — начал, было он, но поцелуй Шеннон не дал ему договорить.
Жаль, что не пришлось услышать конец истории, подумала она, отдаваясь во власть его страждущих рук, неистово ласкающих ее тело.
Страсть нарастала с каждой минутой. Неистовый шепот усиливал желание. Как долго Шеннон ждала этого! Наконец-то ей удастся воплотить все свои фантазии, с восторгом думала она.
— О, Шеннон, ты просто не знаешь, что со мной творишь, — шептал он, прерывисто дыша.
— А ты не представляешь, что делаешь со мной, — отвечала она. — Я чувствую себя самой желанной женщиной на свете.
— Так оно и есть, — засмеялся он. — Можешь в этом не сомневаться.
Выгнув спину и стиснув зубы в предвкушении того, что должно было случиться, Шеннон приготовилась принять его. Будет немного больно, но это скоро пройдет.
Люк замер. И посмотрел ей в глаза.
— Но, Шеннон, я…
Нежно обняв его за плечи, девушка не позволила ему встать.
— Я твоя, Люк, — прошептала она.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Но почему ты молчала? — спросил Люк Шеннон, которая нежно поглаживала ему грудь. Ей, уютно, как в гнездышке, устроившейся в его жарких объятиях под теплым покрывалом да при тлеющих угольках в печи, никакой шторм был не страшен. — Так почему ты мне не сказала? — не отступал он.
— О чем, Люк? — Она удивленно вскинула голову.
Его встревоженные глаза потемнели.
— Что у тебя никогда на было мужчины. Или ты думаешь, я не имел права это знать?
Его холодящий душу тон совсем ее не устраивал. Она и так с трудом согрелась, и снова замерзать не было никакого желания.
— Я об этом как-то не думала. Да и потом, когда я должна была это сказать? При первой встрече? Или неделю назад?
— Час назад, меня бы это вполне устроило, — сухо бросил он.
Очнись, Люк. Нам обоим не до того было.
— Пожалуй. Но мы не учли еще кое-что. Мы не предохранялись. Клянусь тебе, Шеннон, со мной такое впервые. А что, если у тебя будет ребенок?
Не может быть, хотела сказать Шеннон. Однако, мысленно прикинув сроки, связанные с началом и концом своего цикла, девушка вздрогнула. Ответа не требовалось.
— Через пару недель мы все узнаем.
— Я не хочу ждать. Что за тон?
— Я тебя не понимаю.
Люк расправил плечи и, притянув девушку к себе, посмотрел ей в глаза.
— Мы поженимся немедленно, — спокойно заявил он.
— Что? — воскликнула ошарашенная Шеннон.
Он укутал ее покрывалом и начал собирать свою одежду. Встряхнув сырые джинсы, он натянул их на себя.
— Я сказал, мы поженимся. Прямо сейчас.
— Нет, — запротестовала Шеннон. — В этом нет необходимости. Ведь мы даже не знаем…
— Это необходимо, — категорично прошептал он, наклоняясь к ней. — Я не хочу, чтобы вокруг нашего ребенка ходили слухи.
— О, Люк, ну кто сейчас на это смотрит…
— Я! — твердо заявил он, тыча себя в грудь. И принялся натягивать свою мокрую рубашку.
— По-моему, ты перебарщиваешь.
— Это мой долг, — серьезно ответил он.
— О каком долге ты говоришь? — взвилась Шеннон, взбешенная его упрямой настырностью. — Никто, кроме меня самой, не несет ответственности за мои поступки. Неужели ты думаешь, я ждала до двадцати семи лет, потому что не знаю, чем это может закончиться?
— Но ведь ты и сама признала, что нам было не до этого, — ответил он, бессильно свесив руки.
— Зато сейчас мне все ясно, — заявила она, кутаясь в покрывало. — Твое чрезмерное упрямство отравляет тебе жизнь.
— Привыкай, — рявкнул он, выходя из себя.