Я поймала ее на слове.
– Вам больше нравятся непослушные мальчики? – И, не дожидаясь ответа, я воскликнула: – И мне тоже! – Затем взволнованно продолжала: – Но не до такой же степени, когда они сеют вокруг себя заразу…
– Сеют заразу? – Мои мудреные слова привели ее в замешательство.
Я объяснила:
– Портят других.
Миссис Гроуз непонимающим взглядом уставилась на меня, а потом с каким-то странным смешком проговорила:
– Боитесь, как бы он вас не испортил?
В ее голосе звучала такая откровенная, но не злая ирония, что я невольно засмеялась, правда, собственный смех показался мне немного глуповатым, и, чтобы не вызвать новых насмешек, я предпочла прекратить беседу.
Однако на следующий день, перед тем как ехать на станцию, я попыталась подступиться с другого конца.
– Что представляла собой особа, которая жила здесь до меня?
– Прежняя гувернантка? Молоденькая, красивая вроде вас, мисс.
– Надеюсь, молодость и красота не повредили ей, – помнится, заметила я. – Похоже, ему нравятся молоденькие и хорошенькие гувернантки.
– Да уж, нравились, – подтвердила миссис Гроуз. – Только такие ему и были надобны! – Но она тут же осеклась, добавив: – Это я про хозяина.
Я удивилась:
– А про кого же еще?
Она смотрела мне прямо в глаза, но слегка покраснела.
– Да про него.
– Про хозяина?
– Про кого же еще?
Разумеется, ни о ком другом не могла идти речь, и потому я не придала значения ее странной оговорке и смущению, когда ей показалось, будто она сболтнула лишнее, а просто задала вопрос, который не давал мне покоя:
– Прежняя гувернантка не замечала за мальчиком ничего?..
– Дурного? Мне она не говорила.
Я усомнилась в правдивости ее слов, но промолчала.
– А она была заботливой, добросовестной?
Миссис Гроуз явно старалась не покривить душой.
– Ну, в общем да.
– Но не во всем?
Она снова замялась.
– Знаете, мисс, ее уже нет в живых, а мне не хотелось бы ворошить прошлое.
– Понимаю вас, – поспешно откликнулась я. Но, подумав, решила, что это не мешает мне продолжить расспросы. – Бедняжка умерла в этом доме?
– Нет, она уехала.
Не знаю почему, но краткий ответ миссис Гроуз показался мне двусмысленным.
– Как, уехала умирать?
Миссис Гроуз смотрела в окно, но я вправе была знать, что ждет молоденьких девушек, которых нанимают на работу в усадьбу Блай!
– Вы хотите сказать, она заболела и уехала домой?
– Нет, она не болела, когда жила здесь, по крайней мере, я ничего такого не замечала. В конце года уехала домой, говорила, что ей надо немного отдохнуть, и правда, давно пора было, столько времени здесь проработала. У нас тогда служила одна молодая женщина – сначала в няньках ходила, а потом так и осталась здесь, – славная, смышленая женщина, вот ее на время и приставили к детям. Но гувернантки мы обратно не дождались. Думали, вот-вот вернется, и вдруг хозяин объявил мне, что она умерла.
Выслушав миссис Гроуз, я задумалась.
– Но от чего?
– Этого он мне не сказал! Простите, мисс, – взмолилась миссис Гроуз, – у меня дел по горло.
III
К счастью, внезапный уход миссис Гроуз, вопреки моим вполне понятным опасениям, не был вызван обидой, которая могла бы повредить нашей все более крепнувшей приязни. После того как я привезла домой маленького Майлса, мы особенно сблизились, чему немало способствовало чувство изумленной растерянности, которое я испытывала по возвращении и которое не собиралась скрывать: отныне я без колебаний готова была признать, что только бессердечное чудовище могло выгнать такого ребенка из школы. Немного опоздав к прибытию дилижанса, я увидела Майлса перед входом в гостиницу – он задумчиво смотрел по сторонам. С первого же мгновения мальчик предстал мне в поразительной слитности своего внешнего облика и души, в том же лучистом ореоле свежести и благодатной чистоты, что и его сестра в первую минуту моего с ней знакомства. Майлс был на диво красив, и невозможно было не согласиться с миссис Гроуз: при виде его вас захлестывало одно-единственное чувство – горячая нежность. Он сразу покорил мое сердце какой-то неземной безмятежностью, разлитой во всех его чертах, – никогда больше не доводилось мне видеть такие просветленные детские лица. А как описать его взгляд, взгляд ребенка, которому одна лишь любовь ведома в этом мире? Немыслимо было даже представить клеймо зла на этом ясном, невинном челе. Когда мы подъехали к усадьбе, я совершенно терялась в догадках, а минутами просто кипела от негодования, вспоминая содержание возмутительного письма, запертого в ящике моего стола. Едва мне удалось остаться с миссис Гроуз наедине, я напрямик заявила ей, что все это полнейший вздор. Она с полуслова поняла меня: