Об этих моряках и кораблях революции написано много в стихах и прозе. О них рассказано с большой художественной силой в правдивых и красочных повестях и рассказах доброго моряка и доброго писателя Сергея Колбасьева.
1958
ПОВОРОТ ВСЕ ВДРУГ
Рассказы
ЦЕНТРОМУРЦЫ
Ртуть висящего на переборке термометра, постепенно отступая, ушла в шарик; На болтах и дверных ручках медленно нарастает иней. Быстро стынет чугунка, и часы, звонко тикая, отмечают продолжающееся падение температуры.
Давно пора топить. Давно об этом думают все четверо, лежащие на диванах. Покрытые, перекрытые и заваленные одеялами, шинелями, фланелевками и даже брюками — всем наличным обмундированием.
Они не спят и лежат, затаив дыхание. Надо выскочить из-под теплой тяжести, добежать до сидящей на мозаичном паркете чугунки, засыпать ее углем, — но от одной мысли об этом начинается ломота в костях.
Ближе всех к печке лежит Григорий Болотов, и положение его безвыходно. Остальные же утешаются, размышляя о нем.
Гришка — герой: инженер-механик, а начал с машинного юнги. Такой может в подштанниках прыгать на мороз. И прыгнет, потому что, как сознательный человек, не потерпит беспорядка. Взовьется, точно взрывом разбросав свой гардероб, загремит печной дверцей и по положению обложит ленивых прохвостов.
А потом в железной трубе заревет огонь. Можно будет снова уснуть, накрыв голову одеялом, чтобы не видеть белесого, невыносимого света белой ночи.
Так начинается каждый день. Продолжается он постепенным потеплением, борьбой с удушливыми снами, пробуждением в поту и зное. Для троих он идет от еды к еде, от сна к безделью, — они сторожа яхты «Соколица», сторожат, что некому красть, и за сны свои получают паек и даже обмундирование.
Четвертому же, Болотову Гришке, положено за них троих и еще за многих думать и действовать. Гришка — человек политический — выборный член Центромура.
Председатель Центромура Плесецкий от секретных бумаг поднял глаза и обрадовался:
— Здорово, Гришка.
Но матросская простота его голоса была ненастоящей. По слишком новенькой, тоже ненастоящей фланелевке, по рассеченной пробором светлой голове, по восторженным глазам он был несомненным студентом и правым эсером.
— Здравствуйте, — ответил Болотов на вы, потому что не любил Плесецкого.
— Новости, Гришка. Едет к нам из Питера большевик Лазаревич. Портной какой-нибудь, а едет комиссаром.
— Может, тоже студент?
Но Плесецкий точно не услышал.
— Наверное, потребует, чтобы эскадра подняла красные флаги, а это невозможно. Даже Крайсовет понимает. В самом деле, как подымешь красный, если державы признают только андреевский.
— Плевать надо на державы, — неохотно возразил Болотов. Возразил, потому что державы надоели, неохотно — потому что надоело возражать.
— Плюй! — И Плесецкий кивнул в сторону окна.
В широком окне был весь рейд. От белизны прибрежного льда вода казалась почти черной. «Чесма» и высокотрубный «Аскольд»— не корабли, а коробки, мертвые и бездымные. Правее — англичане: броненосец «Глори» и броненосный крейсер «Кокрэн» в зверской, точно индейцы, боевой раскраске. Эти-то живы, может быть даже слишком живы. Еще правее француз «Амираль Об», американец «Олимпия» и итальянец «Эльба». Барахло, но все-таки великие державы.
— И плюну, — сказал Болотов, — Плюну и поеду домой. Надоело.
Плесецкий вдруг покраснел.
— Никуда не поедешь. Наше место здесь, понимаешь? Наш долг охранять северную окраину республики от немецких посягательств!
— Посягательств? — удивился Болотов.
— Посягательств! — загремел Плесецкий. — Читай! — И бросил Болотову телеграмму.
Болотов прочел. Телеграмма была с поста Цып-Наволок. Она сообщала о гибели «Сполоха», расстрелянного неприятельской подлодкой у Вайда-губы.
— Большевики заключили мир! — Плесецкий размахивал рукой, точно с трибуны. — Разве это мир, если немцы топят наши пароходы? Это война, а раз так, мы будем защищаться! Мы вооружим наши миноносцы и бросим их на немцев! Мы будем драться до последнего человека!— И, неожиданно остыв, закончил: — Крайсовет с нами согласен. Так и скажу большевику Лазаревичу — пусть кушает.
Отвечать не стоило. Болотов вышел из кабинета председателя и плотно прикрыл за собой дверь.