Он улыбался, стараясь быть таким же, как всегда, знакомым голосом стараясь говорить знакомые слова, но чувствуя, что ему не удается.
— Кому и на кой черт? — с неподвижным лицом переспросил Мокшеев. — Совершенно просто: финнам — выход к океану, немцам — база для лодок.
— Товарищи! — снова заговорил Плесецкий. — Все наши сухопутные силы заняты обороной Кандалакши, и в Печенгу посылать некого. Нам надо придумать какой-нибудь выход!
— Защищаться! — неожиданно крикнул Мокшеев.— Защищаться надо, а не придумывать! Собирай отряд, Плесецкий.
— Не пойдут ребята, — вмешался Гречик, делегат транспортников.
— Должны пойти, — твердо выговорил Мокшеев.
— А не пойдут, — уперся Гречик.
Болотов продолжал улыбаться, и Плесецкому казалось, что вот-вот он одним словом вконец испортит дело.
От волнения Плесецкий даже высморкался, но, высморкавшись, не утерпел:
— Товарищ Болотов?
— Ладно, — ответил Болотов. — Собирайте на «Аскольде» митинг. Я сам с ними пойду.
Записка, лежавшая в его кармане, гласила: «Жорж! Что вы наделали! Это несбыточно! Жорж, это немыслимо! Нет! Нет!»
С полуночи крейсер его величества «Кокрэн» разводил пары. Четыре вертикальных столба черного дыма неподвижно висели над его четырьмя трубами и расплывались отражением на гладкой воде.
Далеко за полночь на ничьим крейсере «Аскольд» шел митинг. Команда отказывалась воевать. Отказывалась, но с удовольствием слушала ораторов.
С какого-то времени митинги перестали быть делом. Теперь они стали развлечением — редким, но единственным. Ради них стоило не спать.
Смеялись, когда говорил Мокшеев, нелепыми вопросами старались затянуть игру, передавали друг другу огромный медный чайник с чуть теплым, слишком сладким чаем и пили прямо из его носика. Курили до одури, до темноты в батарейной палубе.
Под утро заговорил Болотов. Говорил с бешенством и напором, но сам скучал. Кончил:
— Я иду. Кто еще?
Неожиданно вызвались сорок три добровольца. Хуже Мурманска все равно не будет, а может, будет веселей. Кроме того, Болотов — свой.
В девять часов «Кокрэн» поднял шлюпки, провернул машины и семафором рапортовал адмиралу о своей пятнадцатиминутной готовности. В десять тридцать приняли отряд русских моряков, убрали трап, опробовали машинный телеграф и приготовились к съемке с якоря.
— Кто может их выстроить? — спросил коммандер Скотт, старший офицер крейсера. Перед ним шевелилась непонятная куча разномастных людей и брезентовых чемоданов.
— Кто ими командует? — удивился вахтенный начальник.
Командир отряда мичман Богоявленский, по прозвищу Сопля на цыпочках, растерянно рассматривал чистую палубу.
— Я, — не выдержал Болотов.
— Вы говорите по-английски?
— Иногда. — Болотов был раздражен англичанами, Центромуром, Соплей и собственной глупостью — надо было просто ехать в Питер.
— Пожалуйста, отведите ваших людей в нос.
— Становись! — скомандовал Болотов. Куча вдруг развернулась фронтом.
— Направо равняйсь! Смирно!
На «Аскольде» слова команды, вероятно, не имели бы такого действия, но здесь чистая палуба призывала к дисциплине. Хорошо выравнивались. Даже слишком хорошо.
— Налево! Шагом марш!
В носовой палубе показали, где сложить чемоданы. Потом предложили помыться. От умывальников провели к подвесным столам, длинным и аккуратно уставленным едой.
Болотов, медленно прохаживаясь между столами, медленно думал, — есть он не мог.
Наверху трелью прокатилась боцманская дудка. Топот, тяжелый гром якорного каната,— очевидно, снимаются.
— Товарищ Болотов, — сказал толстый машинист Белуха. — Посмотри, какие помои дают заместо чая.
Болотов, не глядя, взял кружку и подошел к стоявшему в дверях вахтенному начальнику. Заговорил спокойно, почти тихо.
Англичанин слушал в любезном молчании. Дослушав, сказал:
— Это, конечно, плохой чай, но вполне приличный кофе.
Английские матросы засмеялись. Смеялись долго, весело, с перебоями, вроде заедающего пулемета. От этого смеха темнело в глазах и судорогой охватывало желание ударить, — так близко стоял розовощекий, вежливый лейтенант. Чтобы не видеть, чтобы удержаться, Болотов закрыл глаза.
— Русских офицеров просят пожаловать в кают-компанию, — сказал голос вахтенного начальника. — Будьте нашими гостями.
— Благодарю, — ответил Болотов. — Русским офицерам надлежит оставаться с русской командой.
Теперь он был спокоен, только в ушах остался звон, и быстро кружилась голова.