Пан Скродский, рассуждая о положении поместья, детей и своем собственном, в последние годы все чаще приходил к выводу: надо что-то предпринять. Кругом были привлекательные примеры. Помещик Карине, уже несколько лет назад освободивший крепостных без земли, сегодня располагает наемной, зато дешевой рабочей силой. Говорят — вольный труд значительно выгоднее крепостного. Графы Чапские и многие другие, заведя аренду и оброки, извлекают денежные доходы и еще ухитряются выжать немало отработочных дней. С этим он, конечно, уже опоздал. Императорский манифест таким помещикам, как он, угрожает полным разорением, если своевременно что-нибудь не придумать.
И Скродский начал размышлять. На помощь подоспел изворотливый юрист с сомнительной репутацией, титуловавший себя магистром прав, — Юркевич. В то самое воскресенье, когда обнародовали манифест, Скродский говорил Юркевичу:
— Я уже совершенно не понимаю и не знаю, что кругом творится. Отпустить на волю крестьян! Отдать им землю! Кто же тогда будет работать? С чего мне жить? Неужели царь желает гибели нам, вернейшему оплоту империи?! Объясните мне, пан Юркевич, эту дьявольщину.
Юрист тут же заверил Скродского: распоряжения монарха мудры, и большинство помещиков встретит их благожелательно. При этом Юркевич не преминул похвалиться:
— Мне удалось ознакомиться с императорским манифестом еще до его опубликования. Получил копию и внимательно проштудировал. Почту своим священным долгом помочь вам, пан Скродский, как преданный друг вашего семейства. Не стану скрывать — положение вашего имения, насколько мне известно, внушает особую озабоченность. Надо нам во все поглубже вникнуть. Я лишь на днях закончил несколько крупных процессов в самых высших инстанциях и теперь желал бы отдохнуть. Располагая досугом, смог бы изучить ваши дела.
Если только вы мне окажете доверие, милостивый пан Скродский, я — ваш покорный слуга…
Было условлено, что Юркевич безотлагательно, на этой же неделе, прибудет в Багинай и останется здесь продолжительное время в качестве юрисконсульта Скродского и советника по преобразованию поместья.
Несколько дней спустя, водворившись со своими чемоданами в Багинай, юрист взялся за работу. Потребовал планы имения, инвентарные акты, списки крепостных, даже приходо-расходные книги, но у Скродского таковых не оказалось: он отчасти полагался на донесения эконома, а отчасти на собственные записи, считая недостойным для своей чести заниматься всякими мелочными отчетностями и бухгалтериями, подобно торгашу или дельцу.
Посвятив несколько дней напряженному изучению дел, Юркевич сразу, без обиняков сообщил Скродскому, что дела поместья из рук вон плохи и такое ведение хозяйства повлечет за собой неизбежное банкротство. Нужно, не мешкая, приступить к необходимым реформам. Самые благоприятные условия для этого и созданы императорским манифестом.
— Поладить с крестьянами, заключить договоры о том, сколько и где они получат земли и какие обязуются исполнять повинности в пользу казны и поместья, — на все это у вас два года сроку, милостивый пан, — пояснял Юркевич Скродскому. — Вот эти два переходных года нам следует надлежащим образом использовать. Пока что крепостные должны выполнять свои обязанности перед поместьем по-старому, то есть согласно последнему инвентарю, а через два года приступят к выкупу своей земли лишь с обоюдного согласия или же по требованию помещика. Итак, если договор вам представится невыгодным, вы можете изъявить протест. И сохранится в полной неприкосновенности статус-кво, только некоторые повинности будут заменены денежными взносами, да, кроме того, крестьяне смогут пользоваться предоставленной по манифесту личной свободой. Практически это равносильно для них свободе уйти с земли и подыхать с голоду. На такую возможность они не польстятся, а будут работать и радоваться, что пан их с земли не сгоняет, В случае заключения договоров вы, милостивый паи, опять-таки ничего не проигрываете, ибо за хлопские наделы вам уплатит казна, для нужд поместья земли останется достаточно, а кроме того, изыщем средства и дальше выжимать из хлопов то, что понадобится имению.