Голос Луньес дрогнул, ее красивое личико побледнело, а негр за ее спиной неожиданно направил в ее сторону пулемет. Теперь все находящиеся в зале запутались еще больше. Неужели кто-то стоял за Луньес и решил использовать ее в темную?..
Однако наиболее опытных интриганов подобное представление конечно же не провело.
— Что будет с нашей собственностью и бизнесом? Этот как его… Двейн, не сказал? — сквозь зубы процедил Лицинь, подавляя свою гордость.
Он прикинул последствия, и теперь даже ему пришлось подыграть, иначе и так хаотичная ситуации грозилась полностью выйти из-под контроля. Он примерно понимал, какой характер у Луньес и что она не пойдет на тотальные жертвы ради своей цели, но он совершенно не знал ни о каком Двейне и тем более — что можно от него ожидать. А если тот решит пустить Лициню пулю в лоб, невзирая ни на какие последствия?..
Из всех собравшихся наблюдателей и представителей совета лишь Кхан Синху показалось имя Двейна смутно знакомым, но он никак не мог вспомнить, где мог ранее его слышать… Его змеиные глаза даже прищурились от напряжения, ведь эта информация могла оказаться важной для него и его покровителя.
Но он так и не вспомнил.
Луньес сглотнула, всем видом показывая, что не знает ответа на вопрос главного представителя рода Вэйхуа.
— Позвольте мне ответить, — громким басом неожиданно заговорил негр с пулеметом. — Двейн сказал, что если рода подчинятся его требованиям и не будут испытывать его терпение, то он не перейдет границы и не станет трогать чужую собственность.
На лицах многих богатых людей в зале появилось облегчение. Уйти «побитыми» и униженными — это одно, но побитыми, униженными и ограбленными — совершенно другое.
Луньес озадаченно привлекла внимание леди рода Тоеден:
— Мадам Вайс, как временная глава совета, вам, как независимой стороне предлагаю определить, что Двейн имеет в виду под «приближенными» родов Холланд и Вэйхуа… Скольких членов совета нам нужно лишить мандата, чтобы удовлетворить его требования?
Мадам Вайс прищурилась. С виду — для нее это предложение выглядело так, будто Луньес хотела косвенно втянуть род Тоеден в этот заговор.
— Госпожа Селия, — равнодушно ответила она, — можно обойтись и без моего участия. Просто взгляните, кто из членов совета сейчас находится на стороне господина Лициня, а кто — за Эрвином, не ошибетесь.
— Спасибо за подсказку! — слегка улыбнулась Луньес, давая понять, что оценила ее «невмешательство».
Минут десять Селия самостоятельно сопоставляла списки членов совета и конкретных людей, собравшихся в зале и за спинами глав Вэйхуа и Холландов. Держа нос по ветру, ей вызвались помочь несколько «внефракционных» членов совета, которые за множество заседаний уже успели «натерпеться», что от левого, что от правого крыла парламента. Их тихая консультация ускорила процесс.
Вскоре на экране позади трибуны возник список членов совета и голосование на исключение. Чуть более тридцати имен.
Большинство голосов набралась в том числе за счет самих исключаемых: многие из них сами за себя проголосовали «за», как бы им этого не хотелось.
Тысячи горожан и жителей пригорода собрались в порту, наблюдая за поспешным отплытием множества местных элит и их прислуги. К кораблям в окружении телохранителей аристократы ехали подобно побитым собакам, а на борт набивались — как сельдь в бочки. Всего несколько кораблей едва смогли уместить всех.
Одни жители до сих пор не верили своим глазам, другие радостно кричали, предвкушая перемены в жизни города.
Изменения уже не заставили себя ждать. Тюрьма была расширена и сейчас наполнялась разного рода отребьем, от которого днем, месяцем или годом ранее страдал обычный человек. Практически поименный список негодяев стал доступен новым властям города. Каждый спальный квартал, даже самый бедный, теперь патрулировался суровыми, но доброжелательными вооруженными мужчинами и женщинами, которые говорили с испанским акцентом. По словам новой власти — временная и вынужденная мера.
Зверского вида загорелые и обветренные мужчины с бородами и в наколках охраняли различные точки города, куда ограничили ход обычным горожанам. В отличие от дружины Луньес — их голоса казались грубыми и неотесанными, манеры — пиратскими, но держались они дисциплинированно, даже более дисциплинированно, чем бравые латиносы Селии.