Приходилось видеть. Запотевшее стекло криокамеры почти не мешало «наслаждаться» научными экспериментами. Некоторые ученые по совместительству еще и отменные хирурги, прекрасно знающие строение человеческого тела. Особенно их «главный академик» — тот самый седой старик за микроскопом. Уже примелькалась не только его рожа с пигментными пятнами, но и залысина с клоками волос по бокам.
Со «своего места» в лаборатории мне было прекрасно видно, что старик наслаждался не только самой наукой, но и периодическим вскрытием живых и мертвых человеческих тел.
Однако волновала меня сейчас скорее совершенно другая проблема.
Святослав Александрович Бельский я или… Некто совершенно посторонний. Для его тела. Понимаю, странно звучит. Мои сомнения подкреплялись не сколько фактами, а внутренними ощущениями.
Не скажу, что недавно, но я неожиданно очнулся в этом месте. Совершенно без памяти. И только спустя время в моей голове стали всплывать обрывки воспоминаний, своего рода нарезки невероятно реалистичного кино без пояснений и мысленной связи. Обрывочная череда кадров о жизни молодого юноши, в теле которого я сейчас заключен, ожидая своей незавидной участи.
Так с какого хера я решил, что Святослав — это, как бы поточнее сказать…
Не я.
Мою регулярную рефлексию в очередной раз прервали.
— Чарак! — снова воскликнул седой ученый.
Один из лаборантов, загорелый и в очках, видимо, индус по национальности, привычно подошел к своему начальнику:
— Да, сэр Оулен, — слегка поклонился он, поправляя очки.
Оулен Фишер — именно так звали седого ученого.
Тот дежурно распорядился:
— На основе моих данных подготовь статистическое описание вероятности возникновения сигма-железы у человеческой популяции в середине XXI века.
— Будет сделано, сэр Оулен, — кивнул лаборант.
Оулен глянул свысока на Чарака и ухмыльнулся:
— Вообще, не находишь забавным, как индусские ученые в очередной раз пытаются натянуть сову на глобус. Снова от науки впадают в мистику… Ты ведь читал последние выкладки Махариши?
О, началось. Я навострил уши. Его болтливость — наука для шпиона. Уже смогла принести мне существенную пользу. Теперь я могу с уверенностью утверждать, что моя жизнь так просто не закончится в этой лаборатории.
В ином случае — нужно было сразу Святослава на опыты пускать. Теперь уже поздно.
— Читал, сэр, — не стал врать Чарак.
— Ну так вот, — продолжил Фишер тоном, в котором так и сквозило высокомерие. — Называть сигма-излучение санмхатой — кощунство по отношению к науке. Все равно что ядерное — любым другим не понятным белому человеку словом. Ты так не считаешь?
— Не смею спорить.
Индус как обычно согласился с позицией руководства. И вероятно — правильно делал. Фишер имел не только высокомерный, но и весьма непримиримый характер во всем, что касалось его поля деятельности. Иная точка зрения вызывала у него раздражение и ярость.
Оулен удовлетворенно прищурился, кивнул и перестал обращать внимание на лаборанта. Его разум снова завитал в облаках. Напоследок он лишь нечетко пробормотал себе под нос, не все слова я смог разобрать:
— Бесконечность… В человеческом теле скрыта бесконечная энергия… подобно термоядерной… Кристаллизованная железа… Если я открою способ… Нобелевка будет у меня в кармане! Какие там Грандумы и даже Легенды… Благодаря мне человек и я сам — раскрою свой потенциал на полную! Я войду в историю… наравне с Менделеевым… Эйнштейном… Нет, выше!..
Не важно, какими методами, да?
Чарак бросил мимолетный взгляд на пребывающего в своих фантазиях ученого и молча вернулся к работе. Я даже отсюда чувствовал, что индус не испытывал к Фишеру никакой симпатии.
В отличие от старого ученого с прибабахами в голове, которого при случае я бы удавил, Чарак не вызывал у меня негативных эмоций. Даром что работал в этой живодерне. В основном в лаборатории он занимался тем, что поддерживал жизнеобеспечение подопытных.
Я слегка сжал зубы, куснув пластиковую трубочку, через которую в пищевод проникали питательные вещества.
…Вынужден отметить, чтобы не возникло недопонимания. «Сзади» такая трубка никуда не вставлена. К сакральному месту прикреплялось устройство, напоминающее влажный вакуумный пылесос, который всего лишь повторял контуры задницы. «Спереди» находилось нечто аналогичное.
Фишер тем временем развернулся в кресле и снова прикипел взглядом к микроскопу. Рабочая атмосфера в лаборатории вернулась к тихой и обыденной.
Итак, возвращаясь к нашим баранам. Почему я не Святослав, хотя и имею обрывки его памяти?