Меня оттесняют санитары в синих комбинезонах, отводят маму в свою машину. Медсестра готовит шприц. За работой медиков приятно наблюдать — они деловиты и собраны, такой контраст с расслабленными людьми в городе, из которого я только что выехал…
Через четверть часа к моей машине подходит пожилой врач, садится на переднее пассажирское сидение и говорит:
— Острый депрессивный эпизод мы купировали медикаментозно.
— Я бы хотел с ней поговорить.
— Она спит, проснется уже в больнице. Понаблюдаем сколько понадобится.
— Номер и адрес больницы назовите.
— Записывайте… У вас тут курить можно?
Вообще-то нельзя, но не выгонять же врача, который только что лечил мою мать, под дождь.
— Да пожалуйста, курите… Многих сегодня вывезли?
Салон тут же заполняется вонючим дымом дешевых сигарет.
— Ваша мама — двенадцатая. Спецназ практически похищает людей, тех, кто тут на окраине живет или работает. Я уже все повидал: и истерики, и галлюцинации, и агрессию, и депрессивные эпизоды… Ничего, за два-три часа все приходят в норму, так что с вашей мамой в порядке всё будет. Поедете с ней в больницу?
— Не могу. Жене позвоню, она подъедет… Спасибо вам.
Так себе я получаюсь сын, но ехать в больницу правда нет времени сейчас. Расследование ползет с черепашьей скоростью, и только пока я стою у Лехи за плечом. Он, в принципе, молодец, держится как может и действует — профессионализм не пропьешь, то есть не потопишь в гормонах счастья. Но фокус его внимания постоянно плывет, он отвлекается, теряет нить расследования. Хотя Леха, как и все, стал в эти дни расслаблен и благодушен, иногда я вижу, как ему отчаянно хочется вытолкать меня из кабинета, больше никогда не впускать и забыть про всю эту мутную историю.
Но я умею быть настойчивым, потому сделано уже многое. В городе живет 587 тысяч человек, из них 446 тысяч — достигшие семнадцати с половиной лет, то есть одаренные. Из общего списка исключены те, чей Дар официально зарегистрирован и подтвержден, и мы можем быть уверены, что он не имеет отношения к воздействию на психику и эмоциональное состояние других людей. Те, чей Дар известен только с их слов — под подозрением; допустим, когда человек заявляет, что получил Дар убийцы — никто не попросит его это продемонстрировать. А пять-шесть процентов обывателей вообще отказались сообщать о своих Дарах государственным органам.
Из списка потенциально способных воздействовать другим на мозги вычеркивают тех, о ком точно знаем, что в последнее время они не покидали города больше чем на месяц: ходили на работу или на учебу, регулярно светились на уличных камерах, лежали в больнице, пользовались сотовой связью и банковскими картами. Другое направление работы — проверка приезжих. Каждый день сотни людей прибывали в город на поездах, самолетах, междугородних автобусах, через туристические фирмы. Их пофамильные списки в полиции есть. Хуже, что еще можно приехать на электричке или юркой маршрутке — вечно они клубятся в самом заплеванном углу вокзальной площади, и водители принимают «за проезд» только наличку; такие пассажиры нигде не регистрируются по паспорту, отыскать их практически невозможно. Если наш виновник торжества — гастролер, наверняка он въехал именно так, ищи теперь ветра в поле…
Тут, конечно, полно тонких мест — например, человек может числиться на работе фиктивно. Или виновник торжества усилил свой Дар давно, несколько месяцев провел в городе, а осчастливить всех даром решился только теперь… или приказ такой получил только теперь. Как угодно могло повернуться, везде соломки не подстелешь. Работаем по принципу — делай что должно, и будь что будет.
Так что никак я не могу ехать сейчас с мамой. Хорошо хоть больница в дальнем пригороде, значит, можно надеяться, что врачи там так же старательно исполняют свою работу, как я — свою.
Проверяю маму в машине скорой помощи — в самом деле спит. Поправляю фольгированное спасательное одеяло, которым ее укрыли.
У блокпоста стоит машина, приехавшая со стороны области. Водитель в майке-алкоголичке и шлепанцах орет на женщину-полицейского:
— Вы с дуба рухнули — «город закрыт»? Что за хрень — «закрыт»? Мы с самого юга едем, у меня дети в машине двенадцать часов, им надо домой! А мне, между прочим, на работу завтра!
Такое нормальное человеческое поведение… Эх, мужик, не надо тебе завтра на работу — толку от этого не будет ни тебе, ни работе.
— Для работы можно будет потом получить справку, — устало говорит полицейская. — Проследуйте в пункт временного размещения по адресу…