Вот зачем Ветер все это мне рассказывает? Как это должно повлиять на мое решение работать с ним?
— А у контрольной группы такие же результаты?
Ветер едва заметно морщится:
— Сопоставимые. Если уделять их развитию достаточно внимания, конечно. Моим детям придется выдерживать суровую конкуренцию… Ладно, Саня, что-то мы заболтались, а день у тебя долгий был. Там коттедж подготовили, идем, провожу.
Ветер встает со стула. Сейчас — или никогда. Господи, как же я не готов… Но отступать некуда. Дар поднимается внутри, словно океанская волна.
— Скажи как есть — что ты чувствуешь к своим детям?
Ветер смотрит на меня застывшим взглядом. Его губы слабо шевелятся, пытаясь сформулировать ответ, но из горла не вырывается ни звука.
Отвечаю на взгляд своего врага, и на секунду передо мной распахивается его сознание — холодное, сияющее, стерильное. Тут нет места ни сомнениям, ни привязанностям, ни эмоциям — только хитросплетенная паутина планов, многоуровневые комбинации и ровное, как ход маятника, движение к цели. Но словно плесень, год за годом эту безупречную конструкцию разъедала скука, а в проделанных ею брешах зародилось одиночество — тихое, прозрачное, ускользающее от осознания.
Он умел каждому показаться тем, что тот хочет видеть, потому женщины часто хотели от него детей — и некоторым он позволял, хотя никакого значения для него это тогда не имело. Когда потребовалось собрать на базе группу детей для отслеживания хода Повтора, он рассудил, что биологические дети будут лояльнее к нему, чем случайно отобранные. Уже тогда он сделал то, за что презирал нормотипичных людей — обманул себя. И дети понемногу заполнили пустоту, существование которой он не признавал.
Психопатия — древний механизм и на самом-то деле нужный популяции: кто-то должен принимать решения, не затуманенные чувствами. Вот только привязанность отца к детям — механизм еще более древний.
Ветер смотрит на меня, беспомощно приоткрыв рот. В языке, на котором он разговаривает с самим собой, не существует слов, способных ответить на мой вопрос. В его внутренней системе аксиом нельзя ни доказать, ни опровергнуть, что он не только привязал к себе детей, но и сам привязался к ним.
Жду, что Ветер рухнет на стул, с которого только что встал, но он остается на ногах, глядя застывшим взглядом на меня, а когда я отступаю на шаг — в пространство. Теперь мой враг так и будет искать ответ, которого внутри него не существует — пока не прекратится дыхание и не погибнут нейроны головного мозга. А может, как знать, и после этого. Мой Дар не просто оглушает на неопределенно долгое время — он отправляет человека в ад… нет, не так — заключает человека в том аду, который был у него внутри всегда.
Наверно, я никогда больше не применю Дар. Но сейчас не жалею ни о чем. Этот человек получил то, чего заслуживал — возможно, единственный из всех людей.
Откуда-то прибегает Кристина, лепечет что-то бессвязное, трясет отца за плечи — тело наконец опускается на стул. От девочки остро пахнет потом, тревогой и страхом. Она оборачивает ко мне покрасневшее, перекошенное лицо:
— Что, что с ним случилось? Что мне делать? Саша, помоги, пожалуйста, помоги нам…
Да, психопатия не наследуется. Значит, у человечества есть шанс.
Девчушка смотрит умоляюще, по щекам бегут слезы. Нет, довольно с меня. Пусть они тут сами себя спасают.
Разворачиваюсь и иду к вертолетной площадке. Я возвращаюсь домой, в собственную жизнь.
И пускай только попробуют меня остановить.
Эпилог
Другими глазами
Ольга Егорова
2040 год, десять лет спустя
Может ли обыкновенная женщина любить человека, который держит на плечах весь мир? Этот вопрос я задаю себе каждый день.
— Федька звонил, сказал, что приедет с девушкой! — орет Саня от летней кухни, в которую превратили старый домик. — Велел как-нибудь тактично тебя подготовить. Ты готова стать свекровью, жена моя?
Выхожу на крыльцо большого дома и отзываюсь:
— Всегда готова! Сейчас найду самую вонючую тряпку, чтобы будущей невестке веселее было драить полы.
Саша коротко смеется и сует телефон в карман старых рабочих джинсов. Он до сих пор пользуется прямоугольным смартфоном, хотя для них уже почти не выпускают приложений. Теперь у всех проект-браслеты. Я поначалу пугалась, когда голоэкран возникал из воздуха от любого случайного касания сенсора, но быстро привыкла. А Саня так и ходит с древним устройством — говорит, хоть что-то должно оставаться привычным в стремительно меняющемся мире.