Закончив трапезу, путник поднялся в третий номер и быстро принял ванну, но прежде достал из своей тяжелой сумки пижаму. Однако второпях он действовал так неловко, что заодно подцепил и какую-то маленькую вещицу в бумажной обертке телесного цвета, которая, наверное, лежала не на своем месте и упала на паркет с ровным, глухим стуком, указывающим на то, что она была довольно тяжелой. Валь поднял ее с пола, гадая, что бы это могло быть, и развернул обертку, чтобы рассмотреть саму вещицу: это была крошечная фарфоровая куколка на шарнирах, размером не больше десяти сантиметров, совершенно голая, точно такая же, как те, с которыми он играл в детстве. Разумеется, теперь он ничего подобного с собой в дорогу не брал. Впрочем, этим вечером он уже ничему не удивлялся. На внутренней белой стороне обертки стоял штамп с названием и адресом кукольной лавки, которая располагалась неподалеку: «Die Sirenen der Ostsee, Feldmesserstrasse 2, Berlin-Kreuzberg».
Выбравшись из животворной купели, путник в пижаме присел на край кровати. Тело его немного размякло, но голова звенела от пустоты. Он едва помнил, где он находится. В ящике ночного столика, кроме традиционной Библии, лежала большая потрепанная карта Берлина, аккуратно сложенная по первоначальным линиям сгиба. Тут Валь вспомнил, что он так и не нашел свою карту, когда перед уходом из разрушенного дома на Жандармен-маркт, набравшись терпения, перебрал вещи в дорожной сумке, чтобы проверить, все ли на месте. Не утруждая себя дальнейшими размышлениями о счастливом совпадении, благодаря которому он обнаружил эту вещь, он скользнул под теплое одеяло, обернутое снизу простыней, и тут же заснул.
Во сне (там, где время течет иначе) вновь был разыгран один из самых привязчивых его кошмаров, на этот раз по всем законам жанра, без внезапного пробуждения: там малышу Анри было не больше десяти лет. Ему срочно нужно было в туалет по-маленькому, и он спросил у помощника учителя разрешения выйти из класса. Вот он плутает по безлюдным рекреациям, по внутренним дворикам с аркадами и бесконечным пустым коридорам, поднимается по лестницам, попадает в другие коридоры, тщетно открывает бесчисленные двери. Здесь нет никого, кто мог бы подсказать ему дорогу, и во всей огромной школе (возможно, это лицей Бюффон?) ему не найти ни одной уборной. В конце концов, он набредает на свой класс и сразу видит, что отведенное ему учителем место, которое он недавно (как давно?) покинул, занимает теперь мальчик такого же возраста, наверное, новенький, поскольку он его не знает. Но приглядевшись к нему, маленький Анри без особого удивления замечает, что другой мальчик внешне очень похож на него. Его одноклассники, один за другим, поворачиваются к двери и с явным укором смотрят на нарушителя спокойствия, который застыл на пороге, не зная, куда ему идти: в классе нет ни одной свободной парты… Один лишь самозванец так и сидит, склонившись над пюпитром, и старательно пишет дальше свое сочинение на французском, очень мелким, тонким и правильным почерком, без помарок (6).
Примечание 6: Под довольно неубедительным предлогом описания сновидения, переход к которому, впрочем, стилистически был не слишком хорошо подготовлен, Ашер снова обращается к теме своего эфемерного двойника, разумеется, рассчитывая на то, что в дальнейшем это пригодится ему при составлении рапорта. Например, он может надеяться на то, что так ему удастся выйти сухим из воды. Относиться к нему с недоверием весь Секретный агентурный департамент (и тем более, лично меня) вынуждает то обстоятельство, что, описывая свое детское воспоминание о поездке в Берлин, предпринятой его матерью, уж конечно, не с туристической целью, наш рассказчик умудряется утаить как раз то, что могло послужить причиной интересующей нас галлюцинации: я имею в виду личность пропавшего родственника, которого они тогда искали. Нам трудно вообразить, что дотошный Ашер нисколько не кривит душой, когда излагает такой рассказ о своем будто бы обрывочном воспоминании, в котором удивительным образом, словно ластиком, стерто как раз то, что составляет суть истории. А может быть, перед нами необычайно наглядный пример забывчивости в духе фрейдовского эдипова комплекса! Маме, которая пустилась в это рискованное путешествие, взяв с собой маленького сына, не было смысла скрывать от него свои намерения, поскольку все это, очевидным образом, имело прямое отношение к нему самому Словом, превращение реального взрослого мужчины, у которого жил маленький мальчик, в «какую-то родственницу», может объясняться сознательной, но не предумышленной мистификацией.