- Ну что Вы? Все хорошо, это же только песня.
- Надо было... народную выбрать, - прерывисто прошептала та.
- Вы моего «Черного ворона» не слышали.
Зинаида Федоровна улыбнулась сквозь слезы.
- Еще споешь как-нибудь. Больно душевно у тебя выходит.
- Э, нет. С этого момента только веселые песни. Вы простите. Я, конечно, хотела до Вас добраться за эту историю со стиркой, но не думала, что Вы так расстроитесь. Простите.
- Просто мой брат старший, Гришенька, без вести пропал в сорок третьем. Я у родителей поздняя, нас четверо было. Он первый, а потом мы с сестрами. Он на фронт ушел, а Леля, ей тогда шестнадцать было, пошла в санитарки. Мы с Лизочком остались с мамкой... - от воспоминаний она снова разрыдалась.
Варе окончательно стало не по себе. Она обняла расстроенную женщину и зашептала какие-то успокаивающие слова. Спустя некоторое время ей удалось-таки отвлечь бабушку, перевести разговор на нейтральную тему и по большей части устранить последствия душевного разгрома, который устроила ее песня.
В конце концов, Зинаида Федоровна оживилась, поручила Варе пожарить картошки на ужин, и не упускала ни единой возможности покритиковать толщину очисток, количество масла на сковороде или неровную нарезку. Дома у девушки такая еда не приветствовалась, она знала только, что надо сначала разогреть посудину. Вот только она привыкла к антипригарному покрытию, а тут ее ждал чугун, который, как выяснилось, раскалялся гораздо дольше. В общем, картошка вышла так себе. Она присыхала, с трудом отковыривалась, да еще и наполовину развалилась. А под занавес хозяйка заявила, что нечего было жарить так много, мол, не роту же солдат требовалось накормить, хотя ни словом не обмолвилась о требуемой порции, когда Варя лазила в подпол за сырьем.
Перед тем, как сесть ужинать, Зинаида Федоровна велела Варе собираться кормить кур.
- Разве у Вас есть живность? - удивилась девушка.
- Только куры и остались. Козу продали, когда я ногу сломала, сын настоял. Я против была, но кроме меня ее доить некому. В сенях мешок белый с зерном, в нем баночка мерная. Набери, и пойдем, я тебе покажу, как кормить. Утром надо влажную мешанку давать, а вечером зерно.
- А что такое «мешанка»?
- Кастрюля в печке стоит. В ней вода, туда я кидаю корки хлебные, остатки овощей, объедки разные. А утром им выливаю. Только надо каждый день свежую.
Хозяйка повела Варю в хлев: туда можно было попасть через дверцу в коридоре. Они спустились по узкой лестнице. Тусклая лампа осветила старые доски и солому.
- Вот там раньше корову держали, здесь коз. Там туалет был, а тут курятник. Заходи, - старушка повернула деревянный брусочек и распахнула дверь.
Под ногами встревожено закудахтали и забегали куры.
- Запоминай: там старая разрезанная шина, туда будешь лить мешанку. А зерна сыпь... - договорить Зинаида Федоровна не успела, потому что обе они услышали странный звук, похожий на чихание. - Это ты?
- Нет. Подождите-ка...
Глаза стали привыкать к полумраку, и Варя заметила в углу в куче сена какое-то шевеление. Она подошла ближе, протянула руку и ощутила что-то мягкое и холодное, похожее на куртку. Потянула на себя и...
- Ай! - взвизгнул кто-то.
От испуга у нее бешено заколотилось сердце.
- Кто тут?! - спросила Зинаида Федоровна.
- Баб Зин, это я, Катя, - ответил детский голос, и Варя увидела чумазое лохматое создание с горящими черными глазами.
- А что ты здесь делаешь?
- Мамки второй день нету. Есть нечего, Ванька плачет. Я хотела яички поискать.
- Что ж ты сразу ко мне не пришла? И где Ваня?
- Дома закрыла, чтобы не убежал.
- Так, Варвара, иди с Катей, берите Ваню и ведите к нам. Будем кормить.
- Сейчас, только сапоги надену.
Варя утеплилась, взяла девочку, - на вид ей было около семи лет, - за руку, и они пошли к соседнему дому. Во всех окнах горел свет. С порога в нос ударил дурной запах мусора, немытого тела и чего-то еще. Маленький мальчик, на вид двухлетка, стоял в грязных колготках посреди комнаты и судорожно всхлипывал. Он явно плакал уже давно, и никак не мог успокоиться. Бардак был страшный. Пол напоминал свалку, обои длинными пластами свисали со стен, по углам зелеными полчищами стояли пустые пивные и винные бутылки. В раковине была навалена немытая посуда, на ободранном диване лежало замызганное постельное белье.
- Где ваши родители? - просила Варя, пытаясь прийти в себя от ужаса.
- Папы нет, а мамка ушла опять. Она, бывает, вино пьет с дядями дома, а бывает, уходит, но обычно возвращается на завтра. Вчера Новый год был, а она не пришла. Мы ждали. Даже Дед Мороз не приходил. Наверное, потому что елки нет. Я рисовала вчера, но плохо вышло, - Катя кивнула на разбросанные листки с карандашными рисунками.