Прохор Иванович поместил Галю между собой и Павликом, и они пошли опять месить пески под жарким солнцем.
Никаких признаков воды… До последней степени утомленные, путешественники с трудом поднялись на вершину очередного холма.
Отсюда открывался вид во все стороны. Куда ни посмотри, всюду виднелись все те же надоевшие пески.
— Ну, — сказал дядя Прохор, оглядывая повалившихся на землю Павлика и Галю, — что скажете?
— Возвращаться, — заявил Павлик.
Прохор Иванович повернул к нему свое круглое, усыпанное капельками пота, обветренное лицо.
— Бесполезно, — пояснил Павлик, пожимая узкими плечами. — Птицы могут и за сто километров летать…
Он снял сапог и рассматривал дырку в голенище.
— Так, — кротко заметил Прохор Иванович. — Ну, а ты, Галя?
Галя ответила не сразу. Она долго оглядывала пустыню, покусывая уголок своей косынки.
— Жалко, — сказала она наконец, — жалко возвращаться.
В ее голосе были и разочарование, и обида, и усталость, и досада на то, что приходилось отказываться от мечты, которую она лелеяла весь долгий путь и которая главным образом и поддерживала ее силы.
— Итти сейчас дальше мы не можем, — констатировал Прохор Иванович. — Это прямо надо сказать. — Он подумал. — Но вот возвращаться ли?
Павлик с недоумением взглянул на него.
— А что же еще?
— Ночевать.
— Здесь? Какой смысл?
Прохор Иванович ответил не сразу.
— Смысл–то есть, но только если действительно вода тут где–то рядом. Тогда смысл очень даже большой. Все устали, а нам еще итти в лагерь, а потом все равно снова сюда?
— А кто знает, есть ли тут вода!
Оба повернулись к Гале. Девушка заколебалась. Как бы в поисках помощи и совета она оглянулась вокруг. Ответ пришел неожиданно. Невысоко над землей стремительно летела птица размером с голубя.
— Рябок! — воскликнула она.
Все трое провожали птицу взглядом.
— Возвращается, — оказала Галя, — к месту ночлега.
Рябок удалился, делаясь все меньше и меньше, и вдруг пропал. Никто не успел проследить, куда он делся.
— Сел — высказал предположение Павлик.
— Значит, здесь он ночует, — сказала Галя.
— Дело к вечеру, — согласился дядя Прохор. — Тогда выходит, — добавил он, — здесь и вода?
— Возможно, — подтвердила девушка.
Но Павлик не так просто соглашался. Сегодня он был упрям.
— Ничего неизвестно, — сказал он. — Может быть, так просто сел. Посидит — и дальше в путь.
— Может быть, — сказала Галя.
— И вообще необязательно, чтобы гнездовье было непременно у воды. Птицы летают далеко.
— Тоже верно, — согласилась Галя. Из чувства объективности девушка добавила: — Рябки носят воду птенцам за десятки километров. В зобе.
— Гм, — покряхтел дядя Прохор, — посмотрим, что будет дальше.
Но дальше ничего не было. Сколько ни смотрели путешественники в том направлении, где пропал рябок, там расстилались только полузаросшие пески, а над ними синело ясное небо.
Но появлялись и новые птицы.
Тогда дядя Прохор сказал сурово:
— Давайте решать. Воды у нас по полфляжке. Если оставаться, то завтра обязательно должны найти воду, иначе не выдержим. Мы немного отдохнули. Можем возвращаться в лагерь. Подзакусим и по холодку дойдем свободно.
Павлик молчал, щелчками сгоняя букашку, ползшую по песку.
Галя с тоской оглядывала горизонт. Уходить от может быть, близкой уже цели? Но могла ли она взять на себя ответственность твердо обещать, что вода здесь поблизости непременно есть?
— Дудки! — сказал вдруг Павлик. — Никуда отсюда не уйдем. — Он поднял голову и сдвинул кепку на лоб. — Галя привела нас сюда — значит, были у нее какие–то соображения. — Он говорил твердо, почти категорически. — Потом этот рябок… так и остался невыясненным. Возвратиться в лагерь? А если вода действительно здесь, тогда что?
Он засыпал букашку песком и прихлопнул сверху ладонью.
Прохор Иванович посмотрел на Галю.
— Останемся, дядя Прохор, — сказала та, дотрагиваясь до его руки,
— Ну, смотрите, — сказал Прохор Иванович внушительно, — чтобы потом не… Ну, в общем не маленькие, должны понимать. Комсомольцы!
Все принялись за устройство ночлега.
Собираясь в этот поход. Прохор Иванович постарался всячески облегчить поклажу своих молодых спутников. Однако самого себя он нагрузил основательно. Кроме лопаты и связки веревок, с которыми он отныне вообще не расставался, дядя Прохор, по склонности запасаться полезными вещами, прихватил еще большой парусиновый плащ с пристегивающимся верхом в виде треугольного мешка. Пыльник, как выяснилось, отлично защищал от солнечных лучей, и дядя Прохор шагал в нем, похожий на маленького толстого бедуина, потерявшего своего верблюда. Павлик, подражая отчасти дяде Прохору, а также чтобы иметь вид путешественника прицепил к поясу топорик, который нашелся в инструментальном ящике автомобиля. Только Галя ничего не несла, кроме фляжки с водой.
Путешественники улеглись прямо на теплый песок. Сверху накрылись парусиновым плащом, курткой Павлика и пиджаком Прохора Ивановича.
Вначале такого укрытия оказалось достаточно, и, утомленные за день, они крепко заснули. Но потом ночью стали мерзнуть.