Он идет к дивану. Тихо скрипят под ногами половицы, и подрагивает стол, как живой. Лампа мерцает и вспыхивает: нет керосина. По потолку, по стенам от этого мерцающего света, округляя углы, бродят тени. Коля наклоняется к лампе, глазам становится горячо, лбу жарко. Он выворачивает побольше фитиль и вдруг вытягивает шею и, не отрывая глаз, смотрит на окно. В безмолвии размеренно скрипит снег: скрип-скрип. Кто-то ходит под окнами, но никто не стучит в стекла, и Коля чувствует ознобные мурашки на спине. "Скрип-скрип, - выговаривает под окном снег, - скрип-скрип".
"Кто это?" - думает Коля, цепенея от страха.
Ему хочется с закрытыми глазами броситься на диван, потушить лампу, залезть с головой под одеяло, чтобы ничего не слышать и ничего не видеть. Проходит несколько минут. Он слышит, как молотком колотится сердце, отдаваясь в голове.
- Никого там нет... - шепчет, убеждая самого себя Коля. - Чудится мне...
Он осторожно оглядывает комнату и замечает на столе перочинный ножик с перламутровой ручкой. Затаив дыхание, Коля берет ножик; успокоительно-аккуратный, гладкий, он умещается в кулаке. Пальцы все крепче сжимают его, подарок отца, эту единственную защиту и помощь.
А огонь в лампе дергается, сникает и, чадя, гаснет. Комната погружается во мрак, среди которого синеющими проемами светятся от лунного света мерзлые окна. За ними - непонятная пустота ночи, где только что поскрипывал снег, необъяснимо сковывает Колю знобящим страхом. Он не может пошевелиться.
"Нет, нет, - опять убеждает он себя. - Я не испугался... Показалось мне, и все".
На ватных ногах он с усилием делает два шага к окну и, всхлипывая от ожидания чего-то страшного, трет пальцем холодное, обросшее инеем стекло. Блестят освещенные луной морозные узоры. Они кажутся необыкновенным зимним лесом. Коля ничего не может рассмотреть сквозь них. Тогда, замирая, с млеющим холодком в животе, он идет в сени и там настежь открывает двери, готовый крикнуть: "Кто?" Никого нет. Мороз и синяя ночь. На дворе лежит лунный снег. Улицы не видно: снегу намело по крыши. Стоя в дверях, Коля весь дрожит от студеного воздуха. На улице ни огонька. "Где же мамка? думает с тревогой Коля. - Где она?"
Он закрывает дверь, входит в комнату, садится на диван, опять дремота постепенно обволакивает его. И внезапно стекло звонко дребезжит над самым ухом, но Коле кажется, что это стучат не в окно, а звенит у него в ушах.
- Коля, открой! Коля!
Радость перехватывает дыхание. Он вскакивает.
- Мамка! Приехала! Я сейчас! Я сейчас! - громко кричит он и бежит к двери и теперь лишь замечает зажатый в руке отцовский перочинный ножик.
...Когда они сидят за столом и пьют крепкий, пахучий чай, Коля необыкновенно счастлив: мать рядом с ним, она моет руки, вытирает их полотенцем, ласково щурит глаза. Лицо у нее усталое. Она спрашивает удивленно:
- Ты все ждал меня? И не спал?
- Ждал. Мишка у меня был! Мы вдвоем ждали! А я чашку разбил.
- Колька ты мой, Колька, - говорит мать и нежно шевелит, треплет его волосы. - А я с операции. Никак не могла раньше.
Коля хочет сказать матери о своем решении никогда больше не оставаться одному дома, но видит: мать задумчиво разглядывает стол, и у нее медленно клонится голова. Она встряхивает головой и виновато улыбается.
- Ложись, мам, ложись, - чувствуя необыкновенный прилив любви к матери, говорит Коля. - Ты устала! Ты ведь устала, мама! Да?
Мать целует его и, на ходу раздеваясь, идет к постели.
- А я подъезжаю и думаю: "Спит мой Колька, наверное". А ты, оказывается, ждал! Ах ты, Колька мой! Один, все время один. - И она как-то растерянно оборачивается к нему. - Ну, ложись, сын, а то завтра рано вставать. Давай радио включим, чтобы разбудило...
Мать, по-видимому, так сильно устала, что даже забыла: буран порвал провода, и радио молчит.
Он ничего не говорит ей, соскакивает со стула и берет с тумбочки старый будильник, внутри которого старательно бьется сердце. Высунув от напряжения язык, Коля ставит стрелку на шесть часов, потом оглядывается на мать и чуть-чуть переводит стрелку - на десять минут седьмого.
- Мама, пожалуйста, ложись, - повторяет Коля и быстро начинает убирать со стола. - Я тоже сейчас лягу. И знаешь... Это ничего: будем живы, не умрем, - добавляет он так же, как говорил когда-то матери отец.
Мать сразу засыпает, и Коля слышит, как во сне она разговаривает с какой-то старшей сестрой, наверно, тяжелая была операция... Коля также ложится и, прислушиваясь к неспокойному дыханию матери, сквозь сон усмехается, вспомнив ножик с перламутровой ручкой.
- Мам, а мам, - еле шепчет он. - Ты обо мне не беспокойся... Как ты думаешь, я в отца?
В комнате темно и тихо.