— И это не моя вина. Ты постоянно…
— Ладно, пойдем пешком или аппарируем?
Гермиона поджала губы в знак недовольства тем, что Рон ее прервал, но улыбнулась, когда он резко открыл входную дверь и поклонился, делая широкие жесты рукой в воздухе.
— Говорил с Парвати?
— Пока обдумываю план.
— Разговора?
— Мести. — Он прищурился от холодного лондонского воздуха, когда Гермиону боком занесло на льду.
— Рональд, может, поможешь? — Она бросила на него раздраженный взгляд, не в силах устоять на ногах, пока скользила по тротуару.
— Я сам еле иду, как же я могу помочь? — Он сморщил нос и снова закатил глаза.
Гермиона протянула руку и ухватилась за фонарный столб, подтягивая себя к нему. Несмотря на нежелание, Рон медленно направился к ней.
— Так. Давай аппарируем, — ответил он сам себе, обнимая ее за плечи.
Гермиона инстинктивно закрыла глаза, а когда снова их открыла, то увидела оживленную вечеринку. В воздухе звенела музыка, люди, спотыкаясь, пробирались через зал, в котором гудели разговоры.
Она последовала за Роном сквозь толпу, бормоча извинения, протискиваясь мимо людей, не сводя глаз с его несвежих волос. Толпа постепенно редела, Гермиона оказалась у столов и удобнее перехватила рабочий портфель, пробираясь вдоль небольших промежутков между стульями.
— Я привел ее, — объявил Рон собравшимся, лиц которых она не видела, поскольку все загораживала спина Рона.
— Гермиона! Я так рада, что ты пришла. — Она обрадовалась этому приветственному визгу, узнав голос подруги.
Обойдя Рона, Гермиона широко улыбнулась.
— Джин!
— Она бы не пришла, если бы я не пригрозил сжечь каждый клочок министерского пергамента, как только она заснет, — пожаловался Рон, усаживаясь за круглый стол.
— У меня много работы, — вздохнула Гермиона, обнимая Джинни, прежде чем сесть рядом с ней.
— А еще какие новости? — спросил Гарри, опрокидывая стопку чего-то крепкого.
Гермиона слегка улыбнулась, поставила портфель у ног и сняла плащ. Комната была заполнена людьми и жаром тел, и ее щеки уже раскраснелись от тепла. Она посмотрела через стол и встретила ухмылку на ошеломленном лице Малфоя. Сунув руку в портфель, она вытащила плащ и протянула ему.
— Спасибо, — пробормотала она, и он улыбнулся, принимая плащ и не обращая внимания на любопытные взгляды сидящих за столом.
— Ты только что поблагодарила меня, Грейнджер?
— Как будто я никогда этого не делала.
— Насколько помню, нет. Уверен, я бы не забыл.
— Так, наверное, ты был пьян.
Он изогнул бровь.
— Хочешь сказать, что я часто напиваюсь?
— Довольно часто.
— Ну, не всем же быть чопорными ханжами с палкой в заднице.
— Я не настолько добропорядочна, Малфой.
— Правда? — Он ухмыльнулся.
— Да, правда. Возможно, ты мог бы сделать лучшие предположения, если бы действительно знал меня.
— Как будто ты позволишь?
— Позволю что? — Она вздохнула, высматривая официанта, который мог бы принести ей выпить.
— Узнать тебя.
Она оглянулась на Малфоя, боковым зрением замечая, как Джинни прекратила подбадривать Дойца, приятеля-аврора, когда тот одним махом влил в себя щедрую порцию алкоголя.
Казалось, с глаз Малфоя словно спала дымка, ведь сквозь легкий пьяный туман всегда можно понять, когда происходит что-то важное. Даже если вы не уверены, даже если вы действительно не знаете, что это такое или что это значит, вы все равно осознаете — это должно что-то значить, вам просто нужно подойти к происходящему с максимально ясным умом.
— Ты мог бы… — Ее голос был низким, неуверенным, хриплым.
— Что? — Он слегка нахмурился и наклонился вперед, не отрывая от нее глаз.
Гермиона откашлялась и посмотрела на стол, потому что это было уже слишком. Глубоко вздохнув, она позволила ему снова поймать ее взгляд.
— Ты мог бы. Если бы захотел. В смысле…
Она замолчала, но они все еще смотрели друг на друга. Потому что она не была уверена, мог ли он и позволила ли бы ему она. Потому что она не думала, что он посчитает важным, что он достаточно озаботится, что они поладят, независимо от того, насколько хорошо они друг друга знали. Потому что всегда было нечто, что разделяло их, и она не была уверена, имело ли значение, как глубоко они зарылись в причины того, что делало их теми, кем они были… некоторые люди просто не сходились.
Потому что она не видела в этом ничего, кроме пустой траты времени.
— Могу сказать то же самое о тебе, — произнесла она.
— Я никогда тебя не останавливал.
— Ты никогда меня не останавливал? — недоверчиво переспросила она.
Взгляд Малфоя стал немного жестче.
— Есть вещи, о которых люди не говорят, Грейнджер. Ты должна знать это так же хорошо, как и все остальные.
Она понимала, о чем он. О войне. О войне, потому что она никому о ней не рассказывала. Ни родителям, ни Гарри, ни Рону, ни надгробиям всех друзей, у которых никогда не было шанса даже захотеть поговорить об этом.
Малфой еще ниже наклонился через стол, и хотя его голос понизился до шепота, слова достигли ее слуха:
— Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты думаешь, Грейнджер. Я могу не знать твой любимый цвет, или что ты любишь есть, или другую подобную чушь. Но кое-что я знаю.
— Например?
Он откинулся назад и повернулся к Гарри, передавая тому пинту пива. Гермиона покачала головой, уверив себя, что Малфой ничего не знает, и встала, направляясь к бару. Пробираясь сквозь жар и массу тел, она тяжело выдохнула, когда наконец оказалась у стойки.
Она недолго подождала, чтобы сделать заказ, когда почувствовала движение воздуха возле уха. Не успев повернуть голову, она подпрыгнула и чуть не вскрикнула, услышав голос рядом:
— Я знаю, что ты не станешь говорить о войне. Никогда. Ни с кем. Я знаю, что она все еще влияет на тебя сильнее, чем на других, и ты погружаешься в работу, лишь бы отвлечься. Я знаю, что ты не можешь убежать от нее во снах, она преследует тебя, и именно поэтому ты не против того, чтобы не спать по ночам. Я знаю, что ты со страстью отдаешься тому, что занимает твои мысли. Ты умная, быстрая, смышленая. Я знаю, во что ты веришь, знаю твои взгляды и мнение о волшебном мире и мире маггловском. Я знаю, что у тебя проблемы с контролем гнева, ты раздражаешься по любому поводу, тебя волнует весь окружающий мир. Я знаю, какой кофе ты любишь, как ты перебираешь одежду, когда не уверена или обеспокоена. Я знаю, что ты прикусываешь нижнюю губу, когда задумываешься, и дергаешь себя за волосы, когда собираешься заплакать. Я знаю, как ты выглядишь, когда злишься, боишься, грустишь, радуешься, живешь, устаешь. Я знаю, что каждую ночь около часа ты встаешь, чтобы выпить последнюю чашку кофе, и каждый раз, проходя мимо КЗА, останавливаешься и смотришь на меня. Я знаю, что ты пахнешь клубникой и розами. Знаю, что тебя редко можно встретить без чернильных пятен на пальцах. Знаю, что тебе нравится быть лучшей не столько из-за хвастовства и желания оказаться выше других, сколько от того, что так даешь всем понять — ты чего-то стоишь. Черт, Грейнджер. Я могу продолжать вечно.
Гермиона медленно повернулась к Малфою лицом и обнаружила, что он стоит слишком близко, заставляя ее нервничать. Расстояние между их телами составляло всего дюйм или два, он левой рукой опирался на деревянную стойку бара рядом с ней. Его голова все еще была наклонена, а взгляд устремлен на нее.
— И… — Она откашлялась, чтобы голос не дрожал. — И что это доказывает, Малфой?
Слишком близко. Он был слишком близко.
— Не знаю, что это доказывает и доказывает ли вообще что-нибудь. Но знаю, что знаю это. Ты была лучшей на нашем курсе, Грейнджер. Скажи мне, что это значит.
— Я не знаю, что это значит.
— Тогда, полагаю, мы в равных условиях. — Он пожал плечами, взглядом задержавшись на веснушках, рассыпанных по ее носу, прежде чем снова посмотрел ей в глаза. — Тебе от этого не по себе?