Выбрать главу

Сергей Иванович велел Семену остановиться под тенью раскидистого дуба и отправился бродить с ружьем и собакой по кочкам болота. Цитра часто делала стойку, вытягивая хвост трубой и поднимая лапу. Дичи было пропасть. Бекасы то и дело взлетали наверх с красивым фырканьем, от которого у Сергея Ивановича сладко ныло сердце; но никогда еще Сергей Иванович так дурно не стрелял. Он считался вообще очень хорошим стрелком, который даром заряда не выпустит и убивает наверняка. Сегодня что-то странное произошло с Сергеем Ивановичем. У него дрожали руки, и он не совсем твердо стоял на ногах. Ему было очень неприятно, что он так безобразно пуделяет, да еще при свидетелях, потому что не только Семен мог осудить хозяина за его промахи, но и Цитра, несомненно кое-что смекающая в охоте. Недаром она вела себя сначала так сдержанно и обдуманно, а потом вдруг стала горячиться и как бы в насмешку над охотником начала гоняться за стрекозами и мотыльками. Сергей Иванович не мог долго ходить. Ничего не убив, он вернулся к бричке. Он страшно устал, и ему захотелось полежать.

— Семен, скверное это болото.

— Чем же скверное, помилуйте.

— Да тем скверное… Цитра, дура! Ты забыла стойку, дрянная псица. Не замечаешь, Семен, не дрожит у меня голова?

— Помилуйте, Сергей Иванович, чего же ей дрожать?

— Ну, так это мне так кажется… Скажи, Семен, продешевили мы масло?

— Нет, Сергей Иванович.

— А неужели и мое сено спалят?

— Есть такие народы, Сергей Иванович!

Сергей Иванович предался некоторой задумчивости. Он выпил две рюмки водки и закусил хлебом. Боль, которую он чувствовал в правой половине головы, как будто на время прошла, но зато Сергей Иванович чересчур скоро охмелел. Он разостлал на земле свою полотняную одежду и моментально заснул. Семен сидел поодаль от барина, глядел на болото бессмысленным взглядом и, растянув рот, насвистывал сквозь зубы польку. Цитра улеглась под бричку и тоже заснула.

Сергею Ивановичу неожиданно приснился мрачный сон. Он приходит в управу, а там сидит в его кресте покойный Зозуленко, его предместник, и глаз у него нет, так что страшно смотреть.

— Что с вами?

— Да вот, как видите, умер.

— Помилуйте, это вам так кажется! Вы человек еще молодой, и у вас шесть человек детей — вам нужно для них пожить.

— Неправда, шесть человек у вас, а не у меня.

— Ванька ваш сын? — спрашивает Сергей Иванович.

— То-то и есть, что Ванька ваш сын.

— Неужели мой сын?

— В таком случае, позвольте вас спросить, Сергей Иванович, — с странной и, по-видимому, непоколебимо логической последовательностью вопрошает покойный Зозуленко: — Почем вы продаете масло и сколько у вас в погребах всех яиц? Я уверен, что у вас около миллиона яиц. Домните, когда вы были студентом, у вас была радикальная точка зрения на все это?..

Зозуленко смеется, встает и, прихрамывая, почти приседая до самого пола, быстро и развязно выходит из управы. Сергей Иванович с недоумением и тайным страхом смотрит ему вслед и вдруг догадывается, что Зозуленко намерен поджечь его сено. Он бежит за ним и в ужасе кричит: "Держи его, лови его!" Но Зозуленко все чаще и чаще хромает, и хитрый торжествующий смех вырывается-по временам из его груди. Сергей Иванович выбился из сил, упал и, обливаясь холодным потом, проснулся.

Солнце поднялось уже высоко. Сергей Иванович полежал на спине, хотел отстранить сучок, надавивший ему правую половину головы и, машинально протянув к нему руку, не нашел никакого сучка. Он подумал, что это представилось ему спросонья, вскочил, зевнул и произнес, держась рукой за лоб:

— А что, Семен, не поедем ли мы домой?

— А стрелять не хотите больше?

— Нет, не хочу. Тебе, Семен, снятся сны? Днем снятся?

— Зачем? Бог милостив.

Сергей Иванович рассмеялся. Во время смеха боль в голове стала приметнее.

— Да, да, запоздали мы с сеном, — озабоченно произнес Сергей Иванович, как бы в пояснение виденного им во сне происшествия.

К обеду он возвратился в город. Жена спросила его:

— Как ты себя чувствуешь?

— Да, пожалуй, лучше, — ответил он.

— Ну и слава богу. А я масло продала.

— Почем?

— По тридцать две копейки.

Сергей Иванович улыбнулся и взял жену за ее жирный, двухъярусный подбородок.

— Ты у меня молодец! — сказал он, окидывая взглядом пышные формы своей подруги, одетой теперь в широкую ситцевую блузу. — Из управы не присылали?

— Приходил Шаповалов. Я ответила ему, как ты приказал. Он обещал еще раз прийти. Будем обедать? А?

— А что же! Отчего не пообедать, ежели пора.