Пожар
Расхожее, что переезд сравним только с пожаром, вряд ли непреложно справедливо и совсем, например, не годится для мобильной Америки, в которой в переездах участвуют все, кроме тех, которым это ещё предстоит...
И родилось это, полагаю, в России, пережившей многие миллионы таких трагедий. Нечего и говорить, что авторы российской поговорки – люди немолодые, познавшие «фунт лиха», знающие цену приобретениям, и особенно - потерям.
И если приобретения были более чем проблематичны, то потери - просто трагичны: всё нажитое тяжким трудом рушится в переезде, рассеивается в тумане полной неопределённости...
Двое милейших, не самых здоровых стариков если что и накопили к старости значительное, так это не только ворох тяжёлых воспоминаний о голодной жизни, войне, тюрьме, но и любящих детей, внуков, а потому собирались в дорогу с ними без видимого страха и сожаления.
Старики плохо разбирались в ценах и деньгах, и заоблачно оценивали свои хоромы, табуретки и приемник «Балтика».
- Дедушка, - как можно осторожней спросил Миша, - ты не переборщил с ценой? Дом этих денег не стоит, он глиняный и ветхий.
Честно, лично я бы побоялся такое спросить.
- Давай отдадим его даром, и людям хорошо, и тебе! Разве тебе что-нибудь жалко? - сказал дед с обидой.
И говорил это, кстати, человек по жизни очень щедрый... На ум приходило: как же могло не разорваться сердце так называемых «раскулаченных», у которых власть имущие мародёры насильственно отнимали всё?
-Зачем ты так, деда, я не хотел тебя обидеть. Хочешь, я сам его у тебя куплю? - спросил Миша, у которого, чтобы он не говорил, всё, мягко говоря, звучало иронично.
-Ты уже всех осмеял, наша добрая душа? Остался один дед? Ну упражняйся, умник! Я - привык!
Было ясно, что мечты о безболезненном отъезде – утопия, Неспособны старые люди расстаться с милым сердцу и памяти скарбом, нажитым многолетним тяжким трудом.
И когда в дом «неожиданно» пришёл «оптовый» покупатель, пожелавший купить дом со всем содержимым: мебелью («гарнитур «откуда дровишки?»», как обзывал ее Миша), приёмником «Балтика», этажеркой с тремя томами Ленина, кулинарной книгой, томом Драйзера, Фаста, романом «Бруски» Панфёрова и набором из двенадцати слоников для полного счастья, а также семейный раритет - кованый сундук, содержимым которого можно было экипировать 4-х зэков - старики полностью лишились дара речи. То ли на радостях, то ли от напряжения, и цену назвать решительно отказались, попросив отсрочки. «Клиент» чуть было не перестарался, предложив запредельно высокую цену, но, увидев произведенное впечатление, сказал, что пошутил.
Но это было уж больно похоже на Мишины «шуточки» и сильно взволновало стариков. Тем не менее сделка состоялась, расчет происходил в купонах - денежный эквивалент рубля - и было их на сумму $3.500 (стоимость сделки). Ровно столько, что дай бог тщательному деду с бабой посчитать эти миллионы до самого отъезда.
Мы с Мишиной мамой относились к этому абсолютно спокойно, так как уже пережили нечто подобное: мы ушли из квартиры без всяких условий, с чемоданами ненужного барахла, оставив замечательную библиотеку, которую собирали всю жизнь...
А дед поставил одно условие, над которым надо бы смеяться, если бы не прошибала слеза: он решительно отказался продавать кур, его ровесниц, как зубоскалил Миша, знавший о них букет очень смешных историй...
Кур было десять: ровно столько, сколько требуется мужчин для совершения молитвы, но петух был один, истинно рыжий Дон-Жуан (Петя по-русски) пенсионного возраста с почтительной сединой на крыльях. Страдающий бессонницей дед по показаниям ходиков водружал петуха на забор для исполнения утренней побудки своему гарему на незамысловатый мотив «Кукареку!», который Петя исполнял в своем седом фраке натужно и хрипло.
Старики часто и умилённо вспоминали времена, когда из насестов заносили в дом ещё тёплые коричневые яйца (по версии Миши белые яйца бывают только у белых петухов) и... попались на крючок зубоскалу.
В одно прекрасное утро дед обнаружил в насестах четыре яйца, и, если бы он привёл бабушке... четырех побочных детей... или сам бы снёс эти яйца, эффект был бы и меньше, и тише...
Мгновенно телефон возвестил, ошеломил весь городок, а Миша, которому очень несмело бабушка позвонила последним, как ни в чём не бывало сказал, что это всё мумиё, которым он накормил петуха... И у него ещё хватит этого добра до весны.
На следующий день мумиё было, очевидно, больше, и яиц стало уже семь... Рыжий петух, видя всё это, казалось, больше зауважал своих жен, и, проходя мимо, без налёта хватал кур за холку, но дальше этого не происходило уже ничего...