– И ты скажешь «да»? Ты уверена в том, что должна сказать «да»?
– Разумеется. Я люблю его.
– Твоя мать – весьма неглупая женщина, ты ведь знаешь.
Это замечание, исходящее от свекрови, удивило Гиацинту.
– У нас с ней далеко не всегда совпадают мнения, вероятно, ты замечала это, – слегка улыбнулась бабушка. – И все же тебе следует обдумать слова матери. Конечно, я ничего не знаю о твоем молодом человеке, но мне хорошо известно, что брак – не пикник. Поэтому поразмысли о том, что собираешься делать.
Кажется, впервые в жизни Гиа ощутила дискомфорт в доме, где надеялась найти поддержку и сочувствие.
– Ты рассердилась на меня, Гиацинта. Ты хотела услышать нечто другое.
– Пожалуй, так.
– Крепись. Небеса не обрушились на землю. Завтра будет более ясный день.
Старая пословица, которая обычно взбадривала и вселяла оптимизм, на сей раз не произвела должного эффекта.
– Возьми домой пирог. Я испекла три.
– Мы на диете, – ответила Гиа.
– Сколько шума из-за каких-то нескольких фунтов! Да ты худая как палка. Или твоя мать не кормит вас ничем, кроме салатов? А сама ты что-нибудь готовишь? Надо бы. Я учила тебя этому. Возьми яблочный пирог и горшочек с цыпленком. У меня есть еще запас в холодильнике.
Гиацинта не стала спорить. Поблагодарив бабушку, она села в машину и медленно поехала по улице, не зная, куда направиться теперь.
Гиацинтой овладело упрямство. Ей не хотелось ни ехать домой, ни видеть кого-либо из друзей. И она остановила машину возле библиотеки, самого подходящего места для того, чтобы укрыться в нем до конца дня.
Когда Гиацинта вернулась домой, машины Францины в гараже не оказалось, и она испытала облегчение. Отец, видимо, возился в саду. А поскольку Гиа не хотелось ни с кем общаться, это тоже было кстати.
Запершись наверху в комнате, которая ранее принадлежала Джорджу, а теперь стала ее студией, она оглядела свои работы. Попыталась беспристрастно оценить пропорции, перспективу, колорит, мазки и другие элементы. Все педагоги хвалили ее зимние пейзажи; похоже, она и в самом деле схватила и передала щемящее чувство, дремотную тишину медленно падающего снега. Гиа бросила взгляд на эскиз портрета отца. Кажется, ей удалось запечатлеть его характер.
После того как химический завод сократил объемы производства, что вынудило отца уйти на пенсию, он постарел и стал еще тише. Отец в общем-то всегда был ровным и спокойным, но сейчас веки его отяжелели и оставались такими даже тогда, когда он находился в веселом расположении духа. Да, кажется, ей удалось схватить его суть. Картину можно заключить в рамку.
И вдруг Гиацинту осенило: ее работы удачны! И что бы ни произошло, творчество – ее сила. И глупо позволить обстоятельствам лишить ее уверенности в себе и в своем будущем. И зачем она только потратила целый день на уныние?
Со двора донеслось жужжание старой ручной косилки. Гиацинта окликнула отца:
– Привет, папа. Я дома!
– Мне показалось, что я слышал, как звякнула дверь гаража. А мама еще не вернулась. Где ты пропадала весь день?
– Была у бабушки, и она, как обычно, надавала разной снеди. Цыпленок с креветками, который ты любишь, и пирог. А я сейчас сделаю салат.
– Не стоит. Ты много работала всю неделю. Отдохни.
– Господи, салат – это не работа.
– Ну ладно, я накрою стол на террасе. У нас хватит времени, чтобы поесть засветло.
Ему явно нравились эти простые домашние хлопоты и общение с дочерью. Гиа чувствовала, что сокращение семьи – Джордж работал в банке в Сингапуре, а два женатых сына занимались бизнесом на западном побережье – он переносил болезненно, хотя и не признавался в этом.
Взяв необходимое количество зелени и прибавив к ней немного земляники и толченого грецкого ореха, Гиацинта положила все это в фарфоровую чашу, которую обычно держали в столовой как украшение. Увидев это, отец удивленно вскинул брови.
– Ты хочешь использовать эту чашу?
– А почему бы и нет?
– Ну, ведь это сокровище, антиквариат…
– Тем больше причин порадовать себя. Надо ежедневно получать маленькие радости, а не держать это только для компаний. Ну разве не удовольствие – полюбоваться чистейшим голубым цветом?
– Мужчине, который тебя заполучит, здорово повезет, – заметил отец. – Умна, делаешь успехи по службе, независима и вместе с тем так домовита, что мужчине захочется приходить домой.
Гиа задумалась. Разве она не приняла решение сама и разве бабушка не советовала ей не говорить на эту тему? Но слова, казалось, рвались с языка.
– Ведь ты прекрасно знаешь, кто этот мужчина, не так ли? Я слышала ваш разговор вчера вечером, отец. Точнее, слышала Францину. Я не собиралась подслушивать, но так получилось.
– Я очень сожалею. Дьявольски сожалею. – Отец вздохнул. – Я не согласился с ней, если помнишь.
– Надеюсь, что так. Она говорила ужасные вещи.
– И все же к мнению матери стоит прислушаться. Ею руководят самые лучшие побуждения.
– Но как жестоко и гадко говорить, что его интересуют деньги и что он будет волочиться за женщинами! Францина совсем не знает Джеральда, однако говорила так темпераментно!
– Верно. Но постарайся понять, что ею движет страх. Она опасается, как бы ты не совершила ошибку. Францина – мать, защищающая своего ребенка.
– Ребенка? Это я ребенок? Женщина двадцати одного года, самостоятельно зарабатывающая себе на жизнь, имеющая прекрасную работу?
– Это все правда, но ты довольно упряма, Гиацинта. – Отец грустно улыбнулся.
– Человек, уверенный в собственной правоте, неизбежно проявляет упрямство. Я защищаю Джеральда. На него клевещут, а я люблю его.
– Постарайся не делать поспешных выводов. Время многое ставит на место.
Ну да. Не говори о своих разногласиях, старайся их сгладить, и в конце концов они исчезнут сами собой. Расхожие банальности. Удобный способ ничего не сказать.
– Надеюсь, ты не дашь выхода своему негодованию, Гиа. Это приведет только к конфликту и ничего не решит. Тем более сейчас, когда вопрос стоит очень остро.
– Знаю, знаю. Бабушка сказала то же самое. Я не круглая дура и не хочу скандала. Отчасти я похожа на тебя.
– Если Джеральд такой, как ты утверждаешь, – а я в это верю, – то твоя мама тоже поверит. Только не спеши. – Отец посмотрел на часы. Ему хотелось завершить разговор до прихода Францины. – В любом случае ты не собираешься под венец завтра, так что нет нужды в спешке, – добавил он, и в этот момент на террасе появилась Францина.
– Я опоздала, – сказала она. – Не ожидала такого интенсивного движения на дорогах. И демонстрация мод длилась слишком долго. Чего только не вытерпишь, чтобы добыть деньги! Мы выбили шестнадцать тысяч долларов, хотите верьте, хотите нет, для детской больницы. Я едва на ногах держусь после этого делового завтрака.
– Ты не выглядишь такой уж измученной, – возразил отец. – Во всяком случае, в этом наряде.
Серый твидовый костюм казался бы простым и незатейливым, если бы не изумрудно-зеленый шарф, искусно прикрывающий шею и плечи. Когда Францина подняла руку и отвела прядь черных волос со лба, блеснули серебряные браслеты. Стоя в дверном проеме, она походила на картину в рамке. Гиа тут же дала название картине: «Женщина с серебряными браслетами». Несмотря на современное платье и манеры, в ней проглядывали стать и лоск, что вполне могло вдохновить Джона Сарджента на написание «Портрета Францины».
– Боже мой, какой красивый стол! А этот цыпленок приготовлен твоей матерью, Джим? Или это твое произведение, Гиа?
– Нет, бабушки. Я навещала ее утром.
– Ну что ж, тогда у нас настоящий пир! За ленчем еда была ужасной, так что я страшно проголодалась.
Как всегда словоохотливая, Францина говорила бойко и перескакивала с одной темы на другую, уверенная в том, что все только и ждали, когда она придет и начнет рассказывать.
– Не могу поверить, что прошло уже два года со дня свадьбы Тома. Я не говорила вам, что вчера мне звонила Диана и благодарила нас за подарок?