Здесь только ты и я, маленькая птичка.
Одинокая слеза скатывается по моей щеке.
Единственный, кто способен дать мне ту жизнь, которую я хочу, — это я сама.
Если я хочу другой жизни, я должна принять ее.
И я не могу заставить Артема пойти со мной.
Я вообще не могу взять его с собой.
Мои мышцы взывают ко мне остаться в ванне навсегда. Но теперь, когда я сделала свой выбор и признала его перед самой собой, я чувствую, что часы уже тикают. Останавливаясь на чем, я не уверена — возможно, до тех пор, пока не упаду духом или не упущу возможность.
Я просто знаю, что должна сделать это сейчас.
Я должна уехать навсегда.
Я выхожу, в спешке вытираюсь, поскольку паника захлестывает меня все быстрее и быстрее, и иду в спальню.
На кровати пара выцветших голубых джинсов, свободная рубашка в цветочек и пыльно-розовый свитер.
Я торопливо одеваюсь трясущимися руками. Затем возвращаюсь к обеденному столу, на котором лежит Артем.
Я слышу, как Араселия хлопочет на кухне, но прежде чем заговорить с ней, выскальзываю на улицу к машине. Я роюсь в багажнике и центральной консоли, пока не нахожу то, что ищу.
Когда я возвращаюсь в дом, Араселия стоит у обеденного стола, проверяя, как там Артем. Она поднимает голову и замечает меня.
— Разве ты не выглядишь лучше? — спрашивает она с улыбкой.
Я неуверенно улыбаюсь в ответ и делаю шаг вперед.
— Я хочу, чтобы ты взяла это, — говорю я, протягивая пачку денег, которую держу в руке.
Она выгибает бровь. Не совсем удивлена, но и не совсем ожидала этого. — Эсме...
— Это меньшее, что я могу сделать, — настаиваю я. — После всего, что ты для меня сделала.
— А как насчет тебя?
— Я оставила немного для себя, — говорю я. — Но я хочу, чтобы это было у тебя.
Араселия колеблется, но затем осторожными пальцами берет деньги и кладет их на стол рядом с Артемом.
Переводя взгляд с нее на него, я придвигаюсь немного ближе и кладу руку на плечо Артема.
— Я ухожу, Араселия, — тихо говорю я, не глядя на нее.
— Куда? — Я замечаю, что в ее голосе нет ни малейшего удивления.
— Пока не знаю. Но у меня есть машина и достаточно денег, чтобы продержаться следующие несколько месяцев. Я что-нибудь придумаю.
Краем глаза я вижу, как Араселия кивает. — Что бы ты хотела, чтобы я сказала ему, когда он проснется? — спрашивает она.
Я прикусываю нижнюю губу. — Скажи ему...
Я замолкаю, гадая, какое сообщение я могу ему оставить.
Прошу прощения?
Я больше не могла этого делать?
Я должна защищать себя и своего ребенка?
Я не могу доверять тебе, что ты уйдешь?
Я не могу доверять никому, кроме себя?
Ничто не кажется правильным. Ничего не кажется достаточным. — Ничего ему не говори, — говорю я наконец. — Он поймет, почему я ушла.
— Но поймет ли он?
Нет, скорее всего, не поймет.
— Это не имеет значения, — отвечаю я. — Теперь наши жизни идут разными путями.
Араселия снова кивает. — Когда ты хочешь уехать?
— Сейчас, — отвечаю я. — Как можно скорее. Если я останусь еще немного, боюсь… Боюсь, я не смогу пойти.
— Я соберу тебе немного еды.
Она исчезает на кухне, оставляя меня с мужем. Я подношу его руку к губам и целую ушибленные костяшки пальцев. Затем я наклоняю голову и целую его закрытые глаза, лоб, щеки.
Я оставляю его губы напоследок.
— Я любила тебя, — шепчу я ему на ухо. — Помни, что я любила тебя.
Я отпускаю его руку и отступаю. Последнее "прощай" застревает у меня в горле, отказываясь выходить.
Поэтому я оставляю это недосказанным. Я смаргиваю слезы и отворачиваюсь.
И затем, шаг за шагом, я ухожу от Артема. От человека, который спас меня, погубил и спас снова.
Сомнение пронизывает мои мысли. Но это всего лишь страх, пытающийся сбить меня с толку.
Я приняла свое решение, и теперь пришло время довести его до конца.
Я любила тебя.
Я использовала прошедшее время, но это всего лишь инстинкт самосохранения.
Я все еще люблю его. И всегда буду. Я не знаю, как остановиться.
Глава 11
Артем
Неделю спустя
Старые воспоминания привязывают меня к темноте.
Они вонзают свои крючки в мою душу и тянут меня в тысячу направлений одновременно.
Я смутно ощущаю реальный мир где-то далеко. Я слышу голоса. Чувствую легкое давление нежных рук на своем теле. И боль, конечно. Так много чертовой боли, обжигающей каждый дюйм моего тела.
Но меня там нет. Не совсем.
Я слишком потерян в этой пытке. Поглощен ею. Разрываемый на куски крючком за крючком воспоминаний, которые, как я думал, давно прошли.
Лицо Будимира. Глумящийся надо мной. Дразнящий меня.
Седая бровь моего отца. Разочарованно изогнутая вниз.
Голубые глаза Киллиана. Растворяющиеся в темноте. Это вездесущее сияние погасло.
Наконец, есть Эсме. Эта искорка расплавленного золота в ее радужках, которая вспыхивает только тогда, когда она охвачена эмоциями. Копна ее темных волос. Ее запах, ее кожа, ее смех, ее стон...
Я заставляю себя открыть глаза.
Верхний свет пронзает меня, как нож для колки льда, но я отказываюсь закрывать их снова.
С меня хватит темноты. Теперь моя очередь сопротивляться.
У меня в боку возникает жгучая боль, но я игнорирую ее и медленно сажусь. Когда мне удается встать в основном вертикально, я оцениваю свое окружение.
Я лежу на обеденном столе в доме, украшенном слишком большим количеством цветочных узоров. Розовые, голубые и зеленые цвета различных пастельных оттенков.
Со стула в углу комнаты на меня пялится сердитый кот. Но людей нет. Ни Эсме, ни Будимира. Только я.
Я не собираюсь ждать, чтобы посмотреть, кому принадлежит этот дом, или выяснить, как я сюда попал. Если за этим стоит Будимир — очередная его гребаная пытка, — тогда я хочу сбежать, пока путь отсюда не охраняется.