Он хватает продукты из моей тележки, стараясь двигаться как можно быстрее, но он так нервничает, что постоянно спотыкается, совершает глупые ошибки и потеет насквозь в своей зеленой рубашке из продуктового магазина.
— У тебя есть пять секунд, чтобы закончить, иначе я выйду отсюда со своим алкоголем, и тебе придется за него заплатить.
Его глаза расширяются, а количество пота на лбу, кажется, мгновенно удваивается.
— Тебе обязательно терроризировать мальчика только потому, что ты злишься на мир? — раздается до тошноты знакомый голос.
Гребаная Араселия.
— Разве тебе не нужно куда-нибудь сходить на спиритический сеанс? — Я спрашиваю. — Спиритическая доска, которой нужен друг?
— Не сегодня, — серьезно отвечает она. — Но, если тебе интересно с кем-то общаться, я могу найти для тебя время.
— Ты идиотка! — Я стону по-русски. Заткнись нахуй.
Парень чуть не роняет одну из моих бутылок виски, когда пытается провести ею по сканеру.
Но сейчас мой гнев направлен на Араселию. Она стоит позади меня со связкой бананов в руках. Баюкая их, как гребаного ребенка.
— Ты знаешь, где я живу, если передумаешь насчет ужина, — говорит она. Как будто у нас был самый обычный разговор.
Затем она разворачивается и направляется к пустой кассе рядом с той, у которой стою я.
Я снова обращаю внимание на прыщавого мальчишку передо мной.
— Разве я не говорил тебе поторопиться, черт возьми?
Он на самом деле издает негромкий скулеж, который напоминает мне о дворняжке, которая сейчас у меня в доме.
Но прежде чем я успеваю пригрозить его жизни, из воздуха появляется высокая женщина. Очевидно, она наблюдала за всем обменом репликами.
На ней белая рубашка, две верхние пуговицы которой расстегнуты ровно настолько, чтобы показать впечатляющее декольте, которое она демонстрирует. Ее волосы темные, как и глаза. Она как раз из тех женщин, к которым меня тянуло, когда я был еще дураком и думал, что гоняться за киской — достойное времяпрепровождение.
— Позволь мне разобраться с этим, Хорхе, — мягко говорит она. — Сочувствую ему, сеньор. Он новенький.
Я просто рычу.
Она смотрит на меня темными, заинтересованными глазами.
Я сразу понимаю, почему она вообще взялась за дело. Эта сучка вынюхивает член. Некоторые женщины просто склонны к саморазрушению.
— Я могу предложить тебе скидку, — говорит она, с впечатляющей скоростью пробивая алкоголь. — За ожидание.
— Прекрасно.
— Если ты торопишься, можешь дать мне свой адрес, и я отвезу все через час, когда закончу свою смену.
Черт, она смелая. И это должно было быть чертовски сексуально. Но мой член едва дернулся.
— Это входит в должностные инструкции? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает она, встречая мой пристальный взгляд и одаривая меня соблазнительной улыбкой. — Но мне нравится делать все возможное для клиентов, которые мне нравятся.
— Я тебе не нравлюсь, — вздыхаю я. — Твоя киска влажная для меня. Есть разница.
Она мгновение смотрит на меня, ошеломленная ужасом.
Я киваю, довольный тем, как все прошло. — Сдачу оставь себе, — говорю я ей, протягивая пачку песо.
Араселия стоит у моей машины, когда я снова выхожу на парковку. Она смотрит на меня, пока я загружаю продукты на заднее сиденье и толчком отправляю пустую тележку на бордюр.
— Шевелись, — рявкаю я. Она загораживает водительское сиденье.
— Артем, я беспокоюсь...
Моя рука инстинктивно вытягивается вперед. Нащупывает горло, которое я мечтал перерезать.
Я сжимаю сильно. Может быть, слишком сильно.
Араселия старается не шуметь, но я вижу страх в ее глазах. Она роняет две сумки с товарами, которые держала в руках. Один из бананов вываливается на грязный асфальт.
Я притягиваю ее к себе, чертовски близко, и смотрю ей прямо в глаза, когда говорю.
— Оставь меня, блядь, в покое, Араселия. Больше я повторять не стану.
Затем я опускаю руку.
Араселия молчит. Ее глаза на мгновение стекленеют. Наконец, он говорит. — Эсме была права, что ушла от тебя.
Затем она отходит в сторону. Я сажусь в свой грузовик и выезжаю. Когда проезжаю мимо, она стоит на обочине.
Смотрит на меня своими огромными немигающими глазами.
Я ничего не чувствую. Просто пустота, которая высасывает мою способность к состраданию, сожалению, сомнению.
Это самое гребаное чувство в мире.
Я быстро подъезжаю к хижине. Ветер в моих волосах, звук двигателя машины, ревущей на подъемах… это хорошо. Это правильно. Экшен. Движение. Решение. Этого мне не хватало с того момента, как я впервые вошел в выложенную белым кафелем ванную и обнаружила Эсме, съежившуюся в углу.
Когда я подъезжаю к хижине, дворняжки нет.
— По крайней мере, кто-то в этом гребаном городе может понять намек, — ворчу я.
Я распахиваю дверцу машины и спрыгиваю на землю.
Однако в тот момент, когда я выхожу из джипа, что-то кажется не так.
Я не вижу ничего очевидного. Это просто предчувствие, предупреждающее меня о том, что здесь кто-то был.
Кто-то покопался в моем личном пространстве.
Я хватаю пистолет, который принес с собой, и иду прямо в хижину. Я пинком распахиваю дверь и вхожу, но тот, кто был здесь, уже давно ушел.
Одно можно сказать наверняка: здесь определенно кто-то был.
Я хожу по хижине, пытаясь разнюхать, чего хотели эти ублюдки. Я распахиваю дверь спальни и вхожу.
Затем я вижу это: мой алкоголь закончился. То есть все, что осталось. И пистолет, который я оставил на кухонном столе.
Кто-то умрет за это.
Я возвращаюсь к джипу и достаю бутылку виски. Быстро открываю ее и делаю большой глоток. Когда я опускаю бутылку, чувствуя на себе взгляды, я поворачиваю голову в сторону и вижу два больших карих глаза, печально смотрящих на меня из-за огромного колючего куста.