Он не должен был стать моей первой целью, но он просто заставил меня передумать.
Я прицеливаюсь из винтовки.
Не моргай. Не сомневайся.
Это просто очередная тренировка по стрельбе по мишеням.
Без глушителя выстрел разносится в воздухе, проносясь сквозь тишину подобно лавине.
Прежде чем первая пуля достигает цели, я стреляю во второй раз. Два тела падают на лесную подстилку.
Оставшиеся мужчины разбегаются в панике.
Двое готовы. Осталось семь.
Я быстро отступаю, направляясь к хижине и производя больше шума, чем необходимо. Я хочу, чтобы они услышали меня — они должны следовать за мной, чтобы мой план сработал.
— Он пытается убежать! — кричит кто-то.
Предполагая, что они заставили меня защищаться, они бросаются на меня с поднятыми пистолетами. Деревья обеспечивают надежную защиту, и все пули безвредно проникают в толстые стволы.
Они бросаются вперед в поисках лучшей линии огня.
А затем воздух пронзает леденящий кровь крик.
Еще двое следуют за ним по пятам. Я удовлетворенно ухмыляюсь, зная, что стальные капканы сделали свое дело.
В ночи раздаются скорострельные испанские вопли. Мне не нужно знать язык, чтобы понять, что пойманные в ловушку ублюдки выражают свою благодарность не мне.
Я оборачиваюсь, стараясь сохранять приличную дистанцию между собой и оставшимися мужчинами.
Трое из них пойманы. Один бедный сукин сын уже потерял сознание. Вокруг его почти оторванной ноги лужа крови. Он умрет через несколько минут.
Двое других были схвачены под более безопасными углами. Кровь все еще есть, но не так много.
Они все еще в шоке. На самом деле они в таком шоке, что никто на самом деле даже не замечает меня, пока моя пуля не вонзается в череп одного из них.
Трое убиты. Осталось шесть.
Конечно, это привлекает их внимание. Оставшиеся в живых мужчины немедленно открывают огонь.
Я поворачиваюсь в сторону и разряжаю обойму по этим ублюдкам.
Мертв.
Мертв.
Пятеро проиграли. Осталось четверо.
Мой взгляд останавливается на последнем оставшемся юнце, единственном члене этой заблудшей маленькой банды, чья нога не застряла ни в одном из моих стальных капканов.
Его рука поднята, пистолет направлен на меня, но я уже знаю, что у него больше нет уверенности или возможности выстрелить в меня.
Даже если он это сделает, я уверен, что он промахнется.
— Брось пистолет, — приказываю я.
— Ты убьешь меня, если я это сделаю, — говорит он дрожащим голосом.
Теперь, когда я смотрю на него, я понимаю, что его черты кажутся мне знакомыми.
— Ты сын Бритвы? — Спрашиваю я.
Парень вздрагивает. Гильермо упоминал, что ему девятнадцать, но, на мой взгляд, он выглядит еще моложе. Совсем не похож на мужчину.
Не то чтобы это что-то меняло. Он пришел за мной. Это цена, которую он заплатит за этот проступок.
— Ты убил его, — говорит он, но обвинение звучит слабо.
— Он связался не с тем гребаным Доном, — бесчувственно отвечаю я. — Полагаю, вы нашли его тело.
— То, что от него осталось, — парень плюнул в меня. — И после того, как овраг выплюнул его, осталось немного.
— По крайней мере, ты должен похоронить его с миром. Это была роскошь, которой я не мог себе позволить, а мой отец был чертовски важнее твоего.
— Я собираюсь убить тебя, — говорит мальчик. Его голос дрожит так жалобно, что я с трудом сдерживаю желание рассмеяться.
Я бросаю взгляд на троих его людей в моих стальных капканах. Их невидящие глаза устремлены в усыпанное звездами небо.
— Правда? — Спрашиваю я. — Потому что ты напал на меня с девятью мужчинами, и все же мы здесь, mano e mano10.
— Пошел ты.
— Брось пистолет, — спокойно говорю я. — Сейчас же.
Его рука дрожит, но он отказывается опускать ее. Я раздраженно вздыхаю и мотаю головой в сторону его товарищей.
— Ты же знаешь, они не смогут тебя спасти. Теперь только ты и я, малыш.
— Я не ребенок, — рявкает он.
— Нет? — Спрашиваю я. — Тогда пристрели меня.
— Я... Что?
— Пристрели меня, — четко произношу я.
Он сглатывает, как будто думает, что это ловушка. Я широко развожу руки и улыбаюсь.
На секунду возникает напряженное противостояние, хотя я не понимаю почему. Я даю ему шанс отомстить за своего отца. Нажми на чертов курок.
И тогда он это делает.
Раздается выстрел.
Но рука Лобо дрожит так сильно, что, хотя я вообще не двигаюсь, пуля лишь задевает мою левую руку. Это не более чем телесная рана.
Жаль.
Я низко наклоняюсь и прижимаюсь к нему всем телом. Его глаза расширяются, но он слишком медлителен или потрясен, чтобы убраться с моего пути.
Мы кучей повалились на землю.
В тот момент, когда он оказывается прижатым ко мне, я вырываю пистолет у него из рук и швыряю его в грязь в нескольких футах от нас.
Он бьется, как рыба, вытащенная из воды, пока я не бью его по лицу. Затем он сразу обмякает.
Вот так просто борьба покидает его. Лобо смотрит на меня с поражением и безнадежностью.
— Ты собираешься убить меня? — спрашивает он.
Это детский вопрос. Не мужской.
Я вздыхаю. — Да.
Я слезаю с него, оставляя его ошеломленного и дрожащего на земле.
Он немного приподнимается на локтях и оглядывается. Он пытается определить, каковы его шансы выбраться из этого леса живым.
Я беру свой пистолет и проверяю обойму на наличие оставшихся патронов, прежде чем вернуться лицом к лицу с мальчиком.
— Даже не думай о побеге, — говорю я. — Это бессмысленно. Ты не уйдешь. Только не от меня.
— Ты убил всех моих людей, — говорит он. В его тоне слышится благоговейный трепет.
Я пожимаю плечами. — Я тренируюсь с детства. Мне сказали, что однажды я буду главным. В отличие от тебя, я был готов к такой неизбежности.