— Это не проблема.
— У нас также нет детских кроваток, — сообщает она мне.
— Все в порядке, — отвечаю я. — У меня есть люлька.
— Правда? — спрашивает женщина, приподнимая бровь.
— Это ткань.
Она кивает. — Насколько она хороша?
Мне совсем не нравится, как это звучит. — Эм... что?
— Насколько она красива? — повторяет она. — Она дорогая?
Опять же, этот вопрос выбивает меня из колеи. Я внезапно задаюсь вопросом, был ли приезд сюда правильным выбором. Но опять же, какие варианты у меня остались?
— Она не слишком дорогая, — осторожно говорю я. — Но она новая.
— Что ж, будем надеяться, что никто не решит, что им это нужно.
— Я... что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я.
Женщина смотрит на меня с жалостью. — Ты новичок в этом, не так ли? — прямо спрашивает она.
Я колеблюсь. Очевидно, это единственный ответ, который ей нужен, потому что она просто кивает и продолжает.
— Тебе повезло, что ни у одной из женщин там нет детей, — сообщает она мне. — Таким образом, вероятность того, что они украдут вещи твоего сына, минимальна. Но если это хорошие вещи, которые они могут продать… Что ж, просто береги свои вещи.
Я слегка вздрагиваю, но киваю. — Хорошо.
— Пошли, — говорит она. — Следуй за мной. Кстати, меня зовут Мэйзи.
Я бросаю на нее взгляд, пока мы идем, думая, что Мэйзи — это имя, которое ей ни в малейшей степени не подходит. Она держится уверенно, но в ней есть деловитость, которая, вероятно, очень необходима, когда дело доходит до управления этим приютом.
По обе стороны широкого коридора есть двери. Некоторые открыты, и я вижу двухъярусные кровати, поставленные одна на другую.
Другие комнаты более пустые, заполнены старыми диванами и несколькими настольными играми, которые, безусловно, знавали лучшие времена.
Мы сворачиваем за угол, и Мэйзи вводит меня в большую комнату с пятью двухъярусными кроватями, расставленными в неудобном порядке. В противоположных концах помещения есть два окна, но почему-то они не пропускают много света.
Или, может быть, это просто вопрос перспективы.
Когда мы входим, в комнате находится около шести или семи женщин. Я поражена тем, насколько измученной выглядит каждая из них.
Но когда я присматриваюсь, то вижу, что они совсем не такие старые. Большинство из них моего возраста, если не моложе.
Так ли я буду выглядеть через несколько месяцев?
Мэйзи ведет меня к койке в самом дальнем углу комнаты. На нижнем матрасе лежит женщина.
У нее бритая голова, что подчеркивает синяки и царапины, покрывающие ее кожу головы. В некоторых местах это действительно выглядит так, будто она прямо вырвала себе волосы.
У нее красивые глаза — глубокого шоколадно-коричневого цвета, — но они наполнены чистой злобой, когда она оглядывает меня с головы до ног.
— Кто она? — спрашивает она. Ее вопрос адресован Мэйзи, как будто меня здесь вообще нет.
— Тоня, — вздыхает Мэйзи, — это...
Она поворачивается ко мне, понимая, что на самом деле не знает моего имени.
— О... Эмили, — быстро говорю я.
— Эмили, — повторяет Мэйзи. Она поворачивается к Тоне. — Она наше новое пополнение.
— Черт, — хмурится Тоня, ее лицо мгновенно искажается неприязнью. — Что за принцесса эта сучка.
Я вздрагиваю, как будто она дала мне пощечину.
Последние несколько месяцев унизили меня, вернули на землю и напомнили о том, как плохо приходилось большинству людей.
Я всегда думала, что позолоченная клетка моего отца — это ад на земле.
Но, может быть, я была просто наивна.
И все же я думала, что из меня это выбили. Что теперь я выгляжу как обычно.
Тоне потребовалось всего три секунды, чтобы меня унюхать.
Она знает, кто я на самом деле.
— У нее есть ребенок, — многозначительно отмечает Мэйзи, игнорируя предыдущий комментарий Тони.
— Я даже отсюда чувствую запах маленького говнюка, — огрызается Тоня.
Только тогда я понимаю, что Фениксу нужно еще раз сменить подгузник.
Трахни меня. Осталось шесть подгузников.
— В любом случае, — продолжает Тоня, снова поднимая взгляд на Мэйзи, — какое это имеет отношение ко мне?
Мэйзи на мгновение колеблется, прежде чем двинуться вперед. — Я знаю, тебе нравится нижняя койка...
— Ни хрена!
— Тоня... — Мэйзи вздыхает.
— Нижняя койка моя!
— У нее ребенок, — указывает Мэйзи. Ее голос звучит измученно. — Судя по виду, маленький. Она не сможет подниматься и спускаться каждый раз, когда захочет немного отдохнуть.
— Это не моя гребаная проблема, — огрызается женщина, бросая злобный взгляд в мою сторону. — Я не собираюсь уступать свою койку.
— Это не твоя койка, — говорит Мэйзи, ее тон становится все холоднее. — Это собственность государства. И поскольку мне поручено управлять этим убежищем, я принимаю решение...
— Все в порядке, — быстро говорю я, заходя внутрь. — Все в порядке. Я займу верхнюю койку.
Мэйзи поднимает брови и пристально смотрит на меня. — Ты сделаешь это?
Я с трепетом смотрю на верхнюю койку, зная, что маневрировать будет трудно с моей раной, еще свежей после кесарева сечения.
— Я... эм... конечно, — говорю я неубедительно. — Я не хочу создавать никаких проблем.
— Тогда, может быть, тебе стоит поискать другое убежище. — Тоня растягивает слова. — Этот твой сопляк определенно доставит проблемы, а я люблю спокойно спать по ночам.
— Хватит! — Рявкает Мэйзи. — Эмили, если ты можешь устроиться на верхней койке, тогда ладно. Мы подаем трехразовое питание в столовой. Время приема пищи прикреплено к двери рядом со стойкой регистрации. Вот и все.
Затем она разворачивается на каблуках и выходит, оставляя меня с группой женщин, которые, похоже, совсем не рады находиться в одной комнате с младенцем и, по словам Тони, — принцессой.