— Не понимал? — Рявкает Ронан. — Чего он, блядь, не понимал? Он знал, что делал. Он знал, с кем связывается.
— Разве это имеет значение? — Я спокойно отвечаю. — Он защищал свою женщину.
Ронан рычит от злости. — Эта сука была ниже его достоинства. Он настоял на том, чтобы связать себя с ней, а потом стал неряшливым и безответственным. Он ставил ее выше семьи. Он должен был знать лучше. Нет ничего выше семьи.
— Может быть, он думал о ее семье, — замечаю я.
Ронан прищуривает глаза. — Это то, что он тебе сказал?
— Ему и не нужно было, — отвечаю я. — Я знал Киллиана лучше, чем кто-либо другой.
— Ты говоришь это мне? — Ронан бросает вызов. — Его отцу?
— Ты знал, каким он был мальчиком, — говорю я. — Не тем мужчиной, которым он стал.
Я оглядываюсь на Шинейд, которая не сводит с меня глаз.
Я вздыхаю. Моя грудь болит, как ушиб. — Он сражался бок о бок со мной почти десять лет. Он был со мной в худшие и лучшие времена моей жизни. Он был моей совестью и самым жестким критиком. И он был талантлив. Если бы ты только сделал другой выбор, он сам по себе стал бы потрясающим Доном.
Это вызывает искру сожаления в упрямых глазах Ронана. Мысль о том, что его наследие могло бы привести к более сильным изменениям в плане успеха, — это единственное, что действительно пугает его.
— Он сделал неправильный выбор, — напряженно отвечает он.
— Он был молод.
— Артем, — говорит Шинейд, ее голос слегка дрожит. — Был ли он… был ли он счастлив? Оставил ли он кого-нибудь? Женщина, может быть, ребенок?
Я хочу иметь возможность дать ей что-нибудь. Она так сильно этого хочет. Хоть какую-то надежду, за которую можно цепляться.
Но я знаю, что ложь сейчас только сведет на нет весь прогресс, которого я добился с тех пор, как приехал сюда.
— Нет, — говорю я. — В его жизни никого не было. Он не собирался остепеняться.
— Это все еще была она, все это время? — Спрашивает Шинейд.
Я почти уверен, что знаю ответ, но качаю головой. — Я не знаю. Он держал свои чувства довольно близко к сердцу.
— Расскажи мне, как он умер, — просит она.
— Шинейд... — Предупреждает Ронан, многозначительно глядя на нее.
— Я хочу знать, — настаивает она. — Пожалуйста, скажи мне.
Эти глаза такие голубые. Такие отчаянные.
— Это была засада, — объясняю я. — Я был окружен. Против меня дюжина человек, может, больше. Я был при смерти, а Киллиан бросился в драку.
— Он знал, что умрет, — предполагает Шинейд.
— Да. Как я уже сказал, он был верен до мозга костей.
— Единственный вопрос: стоил ли ты его преданности? Стоил ли ты его жизни? — Спрашивает Ронан.
Я качаю головой. — Нет, — отвечаю я без колебаний. — Киллиан был лучшим человеком, чем я. Но он был мужчиной без страны, без женщины и без детей. Его единственной семьей был я. Вот почему он сделал то, что сделал.
Я вижу непролитые слезы в глазах Шинейд, но она смаргивает их и берет себя в руки в считанные секунды.
Я ясно вижу, почему такой мужчина, как Ронан, выбрал такую жену, как она.
Более того, я понимаю, как такой мужчина, как Киллиан, произошел от такой женщины, как она.
Она не боится своих чувств. Они делают ее сильной.
Киллиан понимал это лучше, чем я когда-либо.
— Все это очень хорошо, — говорит Ронан. — Но это не объясняет, почему ты здесь.
Вот оно.
Пришло время изложить свое дело.
Я делаю медленный вдох. Затем я говорю им правду, без прикрас.
— Я здесь, чтобы отомстить за смерть вашего сына.
— И ты прилетел в Ирландию только для того, чтобы сказать нам это? — Ронан хмурится.
— Мне нужны ресурсы.
Ронан в смятении разводит руками. — Как я и подозревал. Ты просто гребаный попрошайка.
Он поворачивается к Шинейд, и я вижу, как они ведут безмолвный разговор.
Когда он поворачивается ко мне, в его глазах снова нет эмоций.
— Кто тот человек, который нажал на курок? — Спрашивает Ронан.
— Будимир Ковалев. — Я больше не могу откладывать это откровение.
— Что? — В тревоге спрашивает Шинейд, откидываясь на спинку сиденья.
— Мой дядя.
— Твой дядя убил моего сына? — медленно спрашивает Шинейд.
— Он также убил моего отца, — говорю я им. — Он взял под свой контроль Братву, отнял у меня право, данное мне по рождению, и пытался убить меня и всех, кто мне верен.
— И все же ты сидишь здесь, — говорит Ронан.
Остальное он не говорит, но я слышу его громко и отчетливо.
Ты сидишь здесь, в то время как мой сын мертв.
— Будимир оставил меня лежать в грязи рядом с Киллианом, — говорю я ему. — Он оставил меня медленно истекать кровью. Он верит, что я мертв, как и твой мальчик.
— Значит, ты всего лишь призрак.
— Я именно такой, — признаю я. — Тот, кто скоро выйдет на свободу.
— С моими ресурсами? — Сардонически переспрашивает Ронан.
— Вот почему я здесь, — говорю я, переводя взгляд с одной красивой пары глаз на другую, задаваясь вопросом, насколько велики мои шансы.
— Речь идет не о том, чтобы отомстить Киллиану, — комментирует Ронан. — Речь о том, чтобы вернуть то, что ты считаешь своим.
— Речь идет и о том, и о другом.
— А если я скажу «нет»? — Спрашивает Ронан.
— Я выйду отсюда и найду другой способ, — твердо говорю я. — И я найду другой способ. Я снова буду Доном Братвы. И Будимир заплатит за то, что он сделал с твоим сыном.
Я смотрю ему в лицо. Ронан понимает подтекст. В конце концов, это политика.
Разве ты не предпочел бы стать союзником Дона Братвы?
Ронан вздыхает и сцепляет пальцы на столе.
— Я рассмотрю твой запрос, — говорит он. — Ты получишь ответ завтра.
— Я ценю это, Дон О'Салливан. — Я встаю, не прикасаясь к своему виски, и готовлюсь уйти.