Когда я оборачиваюсь, Максим невидящим взглядом смотрит в потолок.
Ярость клубится у меня в груди, как яд.
Но ему некуда деваться.
Мы прижаты. Окружены. Нас превосходят по вооружению, численности, маневренности.
Я проигрываю.
Будимир выходит из-за спины своего телохранителя с холодной усмешкой на лице. Два его лакея, Ковар и Буфалино, прикрывают его с флангов.
— Ты действительно думал, что сможешь штурмовать собрание вчетвером и остаться в живых, чтобы рассказать об этом? — требует он. — Я собираюсь сделать украшение из твоего гребаного...
Остальная часть его угрозы заглушается звуком разнесенного вдребезги главного входа.
Все пригибаются, включая Будимира, который, кажется, так же ошеломлен внезапным вторжением, как и я.
— Кто, черт возьми...
Через несколько секунд огромное пространство заполняется вооруженными людьми, их оружие направлено на всех нас.
— Опустите оружие! — рявкает человек в маске во главе стаи.
Это что, гребаный ирландский акцент?
— Артем Ковалев, — продолжает человек в маске. — Ронан О'Салливан передает привет.
Глава 40
Эсме
Парижское кафе в Citadel Outlets
О Боже.
Я могу пережить все, что угодно.
Но мой малыш ... Кто-нибудь, пожалуйста, защитите моего малыша.
Страх парализует меня. Я склоняюсь над Фениксом, пока он кричит мне в ухо. Вокруг меня царит хаос, но единственное, что я слышу, кроме панических криков моего сына, — это биение моего собственного сердца.
Дрожит ли мое тело? Такое ощущение. Но я больше не чувствую связи со своим физическим "я". У меня такое чувство, будто я плыву.
Уплываю прочь от своего тела.
Подальше от моего сына.
— Феникс, — шепчу я ему, но мой собственный голос заглушается его стенаниями.
Я знаю, что Тамара рядом, но не могу заставить себя поднять глаза. Я не могу заставить себя поднять глаза и увидеть мужчин, штурмующих кафе.
Как только я увижу их, я больше не смогу убеждать себя, что это всего лишь ужасный кошмар.
— Эсме...!
Я слышу свое имя. Мне кажется, Тамара зовет меня. Я слышу ее страх, ее неуверенность, но не поднимаю глаз. Я ничего не отвечаю.
Феникс.
Это единственная мысль, которая вертится у меня в голове.
Даже если они оставят меня в живых, они никогда не пощадят моего сына.
Он наследник Братвы после Артема. Он представляет такую же угрозу, как и его отец.
Прежняя неуверенность с ревом возвращается.
О Боже, почему я просто не осталась в стороне?
Почему я вернулась в Лос-Анджелес?
Мои мысли на мгновение сбиваются. И внезапно воспоминание обретает рельефность.
Это тот момент, почти год назад, когда я впервые увидела Артема.
Знала ли я тогда, что он станет важной частью моей жизни?
Иногда мне кажется, что я действительно знала.
Я помню то странное ощущение в животе, которое возникает всякий раз, когда ты встречаешь кого-то, кто оставляет неизгладимое впечатление.
Дело было не только в том, что он был красив, статен и опасен.
Это было то, как он смотрел на меня, заявляя права своими глазами, так, что мне захотелось отдать ему все, что у меня было.
Я вернулась в Лос-Анджелес ради него.
Ради Артема.
Потому что я люблю его.
И вот тогда меня осеняет. Я всегда считала, что свобода и независимость — это то, чего я жажду больше всего на свете.
Но я ошиблась.
Я хотел семью.
Я хотела настоящую семью после стольких лет жизни в разрушенной.
Я вернулась в Лос-Анджелес, потому что Артем — моя семья. Феникс, Артем и я были настоящей семьей. Ничего похожего на разбитую скорлупу, в которой мы с Сезаром родились.
У меня есть шанс разорвать порочный круг, который создал меня, и я воспользовалась им, зная все риски.
Теперь пути назад нет.
— Эсме!
Мучительный крик Тамары заставляет меня выпрямиться.
Ее рука лежит на моей руке, и она сжимает ее так сильно, что я уже чувствую, как ее пальцы оставляют синяки на моей коже.
Феникс все еще плачет у меня на руках. Мы оба покрыты крошечными порезами от разбитого окна.
Но мы легко отделались.
Сиденья, расположенные ближе к окну, приняли на себя основную тяжесть повреждений. По меньшей мере дюжина человек опрокинута, изрезана на ленточки и практически мертва.
Однако мужчины, вошедшие в кафе через стеклянную витрину, которую они только что разнесли вдребезги, не выглядят ни в малейшей степени обеспокоенными.
Я прижимаю сына к груди, когда приближаются солдаты, отчаянно пытаясь успокоить его.
— Заткни пацана, — рявкает на меня кто-то.
— Он ребенок, — рычу я в ответ, на удивление даже себе самой своим тоном. — Он просто ребенок!
— Я знаю один способ заставить его замолчать, — язвительно предлагает кто-то другой.
Я чувствую, как мое тело холодеет. — Не смей приближаться к моему сыну, — рычу я.
Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь увидеть Геннадия или Алика. Они сидели за столиком прямо рядом с нами… не так ли?
— Полагаю, тебе интересно, где твои телохранители? — спрашивает человек в маске, делая шаг вперед.
Он облачен в полное боевое снаряжение, и я вижу только его глаза сквозь черную маску, скрывающую черты лица.
Неприятное ощущение зуда возникает в моей голове, и я задаюсь вопросом, почему он заставляет меня чувствовать себя так.… беспокойно. По крайней мере, более встревоженной, чем я была сейчас.
Почему его голос кажется мне знакомым?
Как будто я слышала его раньше... Целую жизнь назад?
— Парни, — насмешливо окликает мужчина. — Где телохранители?
Люди позади него расступаются, обнажая два тела, уложенных одно на другое. Безжизненные конечности, небрежно брошенные, как будто они были грузом и ничем больше.