— Я люблю тебя, — прошептала Коу, заглянув в дымчато-серые глаза мужа. Она даже попыталась улыбнуться, чтобы подбодрить.
Но Гален был мрачнее засыпающих небес. Он осматривался, беспокойно расхаживая то в одну сторону, то в другую.
— Да где же он… — бормотал мужчина. — Уже почти стемнело.
И действительно, тьма практически овладела лесом, отчего к холоду добавлялось дискомфортное ощущение тревоги, словно из чернеющей чащи вот-вот явится опасность.
Хруст. Гельви ойкнула и рефлекторно обернулась назад, на звук, почему-то крепче сжав сына. Гален тоже напрягся, уставившись в густые тени между древесным частоколом.
От одного из припорошенных снегом деревьев будто отпочковался еще один ствол. Он червем тянулся вперед, выпрямляясь в долговязую тощую фигуру, ростом чуть переваливающую за два метра.
— Молак, — с облегчением выдохнул Гален Коу.
Его супруга не могла вымолвить ни слова. Ее по-животному пугало то, как ломано и резко двигается этот длиннющий человек в темном плаще с капюшоном. Каждый его шаг по глубоким сугробам выполнялся с кошачьей осторожностью, пружиня. Мужчина высоко поднимал тонкие ноги, втягивался, выгибался дугой, а затем только делал шаг. Как крадущийся паук. В руке он держал длинную палку, обмотанную с одной стороны.
Когда Молак приблизился достаточно, Гельвия сумела разглядеть в полумраке острый гладкий подбородок и недовольную линию рта, почти лишенного губ. Кожа мужчины была неестественно белой и тонкой, практически просвечивающейся.
Он молча воткнул перед Галеном палку в снег так, чтобы обмотанный конец смотрел вверх.
— Ветер не потушит? — поинтересовался Коу, пытаясь хоть как-то нарушить угнетающее молчание. Ему и так было тяжело на душе.
— Не потушит, — прошипел Молак. Этот голос звучал так, будто принадлежал змее: тихий, вибрирующий и сиплый. Невольно чувствовалась изношенность голосовых связок.
— Вы все приготовили? — выразила обеспокоенность Гельви. Ей было также неловко в тишине, как и ее возлюбленному.
— Да, миссис Коу. И вы, очевидно, тоже. — Не глядя на женщину, мужчина в черном плаще чиркнул зажигалкой и поджег самодельный факел.
Ветер тут же набросился на ненавистный источник света и тепла, но задушить буйный пламенный язык не получалось — ткань, которой была густо обмотана палка, была чем-то пропитана.
Ожившие тени чащи заплясали на снегу.
«Начинается», — с тревогой осознала Гельвия Коу. Внезапно ей стало еще страшнее, чем было. Мерзкие мурашки поползли от коленок до самой шеи.
Тем временем Молак присел на корточки и, нащупав что-то возле ног, резко дернул вверх, сметая ворох снега. Как оказалось, это была клеенка, которой мужчина предусмотрительно накрыл выкопанную небольшую ямку.
Миссис Коу отвернулась. Ей было невыносимо представлять то, что вот-вот произойдет.
— И что же вам неугодно, позвольте спросить? — Молак вырос над ней жуткой червеобразной тенью. Глаза его скрывались глубоко натянутым капюшоном, но взгляд прошибал, давил почти на физическом уровне.
— Нет-нет, что вы! — тут же стал между ними Гален. — Моя жена полностью все осознает и всем довольна. Она просто… волнуется.
Но тихий голос Гельви почти перебил супруга:
— Вы правда жрец?
— Я — один из первейших служителей Деворинфир, — ответил Молак. Его шипение прозвучало с долей оскорбленности. — Это не равно жрецу, ибо все истинные жрецы ныне почивают в забвении. Но, как преданный слуга и последователь, в этом ритуале я с гордостью взял роль жреца на себя. Не волнуйся, дитя, Деворинфир услышит слова из моих уст. Ведь моя вера древнее египетских пирамид, Ей известно это. Она бдит, Она повсюду, мы дышим Ею…
Молак осторожно забрал у матери сверток из овечьего тулупа. Брайер тут же недовольно заурчал, в свете факела показалось хмурящееся маленькое личико с удивительно осознанными глазами. Ему явно не понравился страшный дяденька в черном, но плакать малыш пока не собирался. Он молчаливо изучал, морща лоб и сводя брови.