— Пора готовиться, Стив, — как обычно ласково промурлыкала женщина. — Скоро к нам придут.
И действительно, спустя какой-то час в квартиру принялись трезвонить один за одним. Дальние и близкие родственники, знакомые, соседи — все, кого Стивен знал, а также те, кого он видел впервые, валились внутрь, облаченные в черное.
Диера тоже надела черное длинное платье из драпа и заплела две длинные косы, подвязанные черными ленточками. Она подвела глаза, не используя более никакой косметики, дабы не смущать ни родителей, ни гостей. Стиву было проще — у него был единственный черный костюм на случай всех важных событий.
В гудении голосов звучали соболезнования. В основном, их адресовывали Этану. Он, как-никак, потерял мать. Когда собрались все, к дому подъехал блестящий серебристый автобус и катафалк. Друг отца, Джозеф, только вернулся из ритуального агентства.
Непонятно, каким образом, но далее Стивен помнил все исключительно по отрывкам. Вот, он едет в чужой машине, пахнущей дешевым подвесным ароматизатором, и смотрит на лакированный кедровый гроб, похожий на вытянутый ромб с позолоченным крестом на крышке. Рядом сидит Ди, повернутая к окну. Она содрогается и тихо плачет.
Момент, и теперь он стоит где-то на кладбище, посреди черного озера людей со множеством бледных, искаженных скорбью лиц. Одни плачут, одни стонут, кто-то неподалеку читает молитву, наделяя ее определенно выверенным ритмом, да таким, что слов не разобрать. Лица плавают по кругу в стенаниях и кажутся совершенно посторонними.
Стивен понимал, куда все смотрят. Он так не хотел смотреть туда же, боялся, что это безвозвратно лишит его сердца.
— Подойди же, — с тихим рыком Этан подтолкнул сына вперед.
Тот сделал несмелый шаг, затем еще. Траурные одеяния знакомцев и незнакомцев расступались по сторонам, будто шторы, пропуская его к гробу, стоящему на подставке. Крышка была снята.
Оказавшись прямо перед Дэборой Вест, парень окончательно расстался с реальностью. Его сковало холодом, тело вросло в кладбищенскую землю…
«Ей тут совсем не семьдесят», — подумал он, рассматривая бабушку. Ее лицо выглядело хладнокровным, даже несколько надменным. Морщины были почти незаметны и хорошо замаскированы тональным кремом и пудрой. Ее очень натурально накрасили. Именно так, как красилась она сама при жизни: подведенные брови, глаза, помада темно-бардового оттенка. Волосы уложены в пучок-ракушку. В купе с приобретенной из-за болезни худобой, Дэбора выглядела гораздо моложе своих лет.
На результат замечательно проделанной работы пришел посмотреть даже сам танатопрактик, который кропотал над бабушкой всю ночь. Стиву сделалось не по себе от этого молчаливого мужчины средних лет, похожего на грифа. Особенно настораживало нескрываемое отсутствие сопереживания родственникам усопшей. Вся эта церемония прощания его абсолютно никак не интересовала, он был прикован вниманием к покойнице и ни к чему более. Смотрел на нее, словно загипнотизированный.
— Чего застыл? — Слева от Стивена запахло спиртным. Этан двигал его еще ближе. — Возьми ее руку. Попрощайся с любимой бабушкой, — затем парень услышал шепот: — Какой же ты ссыкун.
Отец стыдился его. Стыдился избитого сына, застывшего у гроба в немом ступоре, будто ему не шестнадцать лет, а семь.
Рука сама легла поверх восковых рук бабули. Ледяная и гладкая кожа напомнила обточенный морской камень. Первобытный ужас поднялся откуда-то снизу и выстрелил Стиву в сердце.
«Она будто не настоящая, — осознал он. — Будто нас всех хотят надурить, захоронив куклу, — тут же юноша на себя разозлился. — Какая дурь у тебя в башке, Стив! Это никому не нужно!»
Но она была такой неестественной. Она была… пустой. Да, именно это слово возникло внутри. Пустая оболочка.
Заморосил холодный дождь.
И вновь ситуацию словно переключили. Стивен с семьей оказался в темном тихом кафе с длинными деревянными столами. Здесь было неуютно. Тяжесть сердец всех присутствующих слишком ощутимо давила и на него. Пресный суп не лез в горло, не находилось ни слова, чтобы участвовать в разговорах о том, какой была Дэбора Вест. Она была замечательной. Вот и все. Больше всего юноше сейчас хотелось запереться в своей комнате и пережить этот шок и эту боль в одиночестве. Даже без утешающего участия сестры.