А еще хорошо бы сегодня вечером встретиться с кем-нибудь из старых друзей. В последние годы он растерял многих по-настоящему душевных людей. С кем он мог бы договориться о встрече, посмотрев в память телефона или записную книжку, общаться не хотелось. Если у кого-то из них на дне души и осталась хоть капля того, что называется душевностью, то они не располагали временем на душевную беседу, исключающую ограничения. Те, кого он потерял, когда-то представлялись слишком непрактичными, неделовыми, кто-то, казалось, скоро сопьется. «Надо бы возобновить контакты», — подумал Аркадий.
Пунктом назначения опять была дача. Аркадий в очередной раз отметил, что в рабочий день занятые люди находятся на даче, но он давно перестал удивляться тому, что банкиры или крупные чиновники вовсе не обязаны находиться на работе с девяти до шести. Не раз слышанные аргументы, что они задерживаются на службе за полночь и работают по выходным, казались смешными. И не потому, что эти аргументы были «для жены», а потому, что они действительно работали когда хотели. И своей карьерой, и состоянием, как он все больше убеждался, они обязаны гипертрофированным детским и юношеским комплексам.
«Вот было бы прикольно создать курсы психологической реабилитации для предпринимателей и политиков, — подумал Аркадий. — Но тогда не станет ни предпринимателей, ни политиков».
Хозяин встретил машину сам — у порога двухэтажного особняка из такого же красного кирпича, как многие из тех, чьи верхние этажи были видны за длинными заборами вдоль дороги. Грубые черты лица казались Аркадию знакомыми. Это был пожилой человек лет шестидесяти. Отсутствие загара на гладко выбритом лице свидетельствовало о кабинетной жизни потенциального тракториста, строителя или председателя колхоза. Еще он вполне сошел бы за отставного полковника.
— Здравствуйте, здравствуйте. — Голос хозяина был резким, но добродушным и соответствовал его внешности. — Значит, так выгладят в наше время исповедники?
— Здравствуйте. Виктор Павлович?
— Да. А вас как зовут?
— Аркадий.
— А отчество есть?
— Михайлович. Хотя, если вы назвали меня исповедником, то можно и без отчества — отец Аркадий.
Виктор Павлович рассмеялся:
— Ну, в отцы для меня вам еще рановато.
Раздевшись, через просторный холл и столовую они прошли на кухню.
— Хотите чайку или кофе? — предложил хозяин.
Аркадий не отказался бы и от обеда и согласился на кофе.
— Маша! — заорал хозяин.
На кухню вошла полная пожилая женщина.
— Сделай гостю кофе. А я — чайку.
И будто извиняясь, сказал Аркадию:
— Уже здоровье не то — кофе пить. Присаживайтесь.
— А где бы помыть руки?
— А-а-а, хотите в туалет? Понимаю. Пойдемте — а то не найдете.
Они вышли в темный коридор, и хозяин показал рукой в его глубину:
— Прямо, потом направо, вторая дверь.
Внутри особняк напоминал небольшую гостиницу. За время работы у Андрея Аркадий уже привык к роскошной жизни своих клиентов, но все равно каждый раз удивлялся. Сразу вспоминались телевизионные репортажи о борьбе с коррупцией, о новых постановлениях, о том, как налоговые органы из кожи вон лезут, чтобы наполнить нищую российскую казну, которая меньше казны небольшого американского штата, а также предвыборные телеистории «для бедных» — о скромных доходах кандидатов в депутаты, в мэры и в губернаторы… Аркадий вздохнул и открыл искомую дверь, но ошибся и попал в сауну. За дверью было темно. Туалет оказался за соседней дверью — тут же имелись затейливый умывальник и большая круглая ванна. Все это было не слишком чистым. «От привычек председателя колхоза избавиться не удалось», — подумал Аркадий, вытирая руки не слишком свежим полотенцем.
— Ничего удивительного, что сегодня приходится платить десятки тысяч долларов за тайну исповеди. Можно, конечно, сходить к министру по делам православия, но ведь завтра обо всем будет знать тот, кому это надо. А исповедь исповеди рознь. — «Председатель» заговорщицки подмигнул Аркадию. — Неплохая работенка, а? Интересная?