– Это какие?
– Не слыхал, что ли?
– Постой, парень, это пожрать, поспать и…
– В морду беляку дать.
– Ага, порадуйся тут, когда полиции навтыкали.
– Ну, на каждом шагу.
– Не, парни, ковбойские радости – это подраться, надраться и трахнуться.
– Ну, этого добра и здесь навалом, не стоило и ехать.
– Кабы только за этим, то да.
– Заткните его, он, акромя траха, ни об чём не могёт…
Гундосый посмотрел на Андрея. Тот кивнул, и Гундосый пустил по рукам ещё одну бутылку, а на стол кинул ещё пару рыб.
– Шикуешь, парень.
– А что ж? Пока есть – поедим, а когда не будет – так вспомним!
– Во, дело!
– Это ты верно!
– А тут как?
– На День Империи чудом пронесло.
– Потряслись, да-а…
– Не чудом, а русские не дали.
– Ага, кольцом вокруг Цветного встали, свора и не полезла.
– А тех бедолаг забили.
– Одного, грят, русские увезли.
– Ну, его счастье.
– Ну да, от пули, грят, смерть лёгкая.
– Сколько раз пробовал?
– Да они сами дурни, на хрена они к шлюхам, ну, тем беляшкам, полезли?!
– Ты что, головой приложился?! Поле-езли, послали их.
– Я тебя пошлю, ты пойдёшь? А они…
– Я свободный, а они…
– И давно?
– Чего давно?
– Свободный.
– А, как и ты.
– Ну, так и заткнись. Белый гаркнет – ты в штаны наложишь и волю его сполнять побежишь.
– А ты нет?
– И я. Так что нечего, все мы такие.
– А парням не повезло.
– Да, что уж тут…
– Ладно, не нашей ватаги…
– Так, помянем, что ли?
– Тебе лишь бы в глотку влить…
– Голову ему рыбью в пасть воткни, чтоб заглох.
– А с работой как?
– А никак.
– Было хреново…
– И лучше не стало.
– Бога моли, чтоб хуже не было.
– А с чего хуже?
– Станция, дрова, ну, и на рынке поворочать, больше ничего нет.
– И не б-будет!
– Выкинь его, пусть полежит.
– Так что, крутитесь, парни.
– Другой работы беляки не дают.
– В имениях только ещё…
– Да, приезжают тут, нанимают.
– А там чего?
– На уборку если, так мороки много, а кормёжка плохая.
– Поганая это работа, помню…
– А кто не помнит?
– Ползаешь, картошку эту выбираешь, и не пожрёшь её, сырую-то…
– У нас жрали бывало. Животами потом мучились.
– Да нет, ну их на хрен, имения эти. Думал, выжгли их зимой, так нет, смотри, чтоб их… опять наплодились!
– Беляки-то?
– А кто ж ещё?
– И опять на нас ездят, сволочи!
– А ты спину не подставляй.
– А жрать тогда что будешь? Кто тебе задарма-то даст?!
– А я задарма и не возьму!
– Ишь ты какой!
– А такой! Я с Освобождения дармового куска не взял. Что на мне, всё мной заработано! А ты…
– А ну остынь.
– Чего вы?
– Ну, на пустом же завелись.
– Не, в имении – это не жизнь.
– А где она, жизнь?
– Говорят, на Русской территории хорошо.
– Ага, в рот кладут и проглотить упрашивают.
– Не, парни, такая уж судьба наша.
– Это на беляков-то горбатиться?
– А что, так оно и есть.
– Точно, в Овраге отдохнём.
– Не-а, мы и после смерти на них работать будем.
– Охренел, Белёсый?
– Это как это?
– А просто. Они будут в котлах кипеть, а мы будем дрова подкладывать!
И дружный мощный хохот, и десятки рук, восторженно бьющих Андрея по плечам и спине.
– Ну, парень, ну, даёшь…!
– А возьми!
– Ну, за такое ставлю всем!
– И я ставлю!
– И я, чтоб…
– Жратва кончается.
– Гундосый, у тебя ещё есть что, или рыба одна?
Гундосый смёл со стола на обрывок газеты рыбьи ошмётки и вынес их на улицу. Отдав свёрток забормотавшим благодарность шакалам, вернулся и спросил:
– Платить кто будет? Восемь кредиток стоит.
Андрей и Эркин переглянулись, и Эркин ответил:
– Мы. Но на этом всё.
– А как же… – ответил многоголосый гул. – Понятное дело… Что мы, вовсе без совести? И так вона…
Гундосый положил на стол большой кусок жирного копчёного мяса и длинным – длиннее, чем у Андрея – острым ножом стал нарезать его на тонкие ломти. Взглядом пересчитал присутствующих и, нахмурившись, проверил, хватит ли ломтей.
– А с меня за хлеб возьми, – сказал Арч. – Две буханки клади.
– Я бутылку ставлю, – кивнул Одноухий. – Получи, пока мы ещё в трезвом.
Гундосый собрал деньги, выложил на стол две уже нарезанные буханки тёмного хлеба и, слегка пристукнув, поставил бутылку с почти прозрачной жидкостью.
– Ну что, за удачу, так, что ли?
– Всем удачи!
– Кому не везло, так пусть повезёт.
– А кому везло, пусть и дальше так.
– За нас, парни!
– Идёт!
– За нас!
Они возвращались домой усталые, переполненные впечатлениями, но очень довольные прогулкой. Женя несла сумку с покупками и вела Алису. Вернее, Алиса, цепляясь за её руку, брела рядом и даже болтать перестала от усталости. Но мужественно не просилась на руки.