Сначала Лана вспомнила ее глаза. Грустные, полные одиночества и чувства вины. Хитрюшка всегда была себе на уме и скрывала очень многое, и не без причины. Затем пришел черед алых волос, они очаровывали и приковывали взгляд. Они скрывали в себе длинные, очень подвижные ушки, совсем не похожие на людские. Чуть пухлые алые губы, что слишком редко освещали печальное лицо ведьмы яркой улыбкой. Маленькие ямочки на щеках, которые делали ее облик чуточку детским и невинным. Мысли, образы и воспоминания сливались в Лане вместе с горящими в сердце чувствами. Благодарность, привязанность и капелька страсти. Но прежде всего щемящая душу нежность и желание защищать.
Отдавшись этим чувствам, Лана вцепилась в клинок двумя руками, за лезвие и рукоять, чувствуя, как по ладони стекают капельки крови. Она взывала к харгранке, чувствуя рядом столь же сильные чувства Азбдена. Мутант буквально боготворил свою спасительницу и без колебаний бы умер вместо нее. Его чувства были иными, чем у Ланы, скорее восхищение на грани обожествления, чем любовь.
***
Шелест алого шелка за границами восприятия. Здесь была пустота, вечная, неподвижная. Домен вне мира, на границе забвения, там, где время и пространство давным-давно остановились. Ее тюрьма и обитель. Не-место, где Королева Проклятых пребывала с начала времен.
Когда Спящие решили завершить первый цикл, чтобы не позволить Финниале впустить Разрушителя, Ульма была неподалеку. Она видела, как Первый Экзарх сразилась с Мариусом в Башне Конца и Начала. Страж пытался ее остановить, но девушка, поглощенная Долгом всего человечества, сразила его и, переступив труп, направилась к центру бесконечной спирали, созданной из чьих-то грез.
Даже обнулив цикл, переписав структуру реальности, Спящие не смогли ее уничтожить, только отбросить, заточить в слое пространства за границей нерушимых стен своей предвечной твердыни, где одинокая женщина с каштановыми волосами пребывала поныне, став вечным стражем в иллюзорном саду грешников на границе пустоты. Ульма не вмешивалась в эти события. Завладев Книгой Имен из гробницы Энима, она вырезала из нее собственное имя, а вместе с ним и привязку души к эфемерной обители, созданной Спящими.
Благодаря этому она никогда больше не станет рабыней для этих тварей, зовущихся эндорим. Лишь здесь, в высшей размерности Башни, она могла достичь этой цели, потому и прокралась вслед за экзархом, прежде чем Спящие навечно спрятали выход из сна за пределами мира. Это был рискованный план, но единственный, что ей оставался. И он сработал. Ведьма стала свободна по-настоящему, как и мечтала. Только вот… Она осталась одна.
Теша себя иллюзиями чужих жизней, Безымянная вглядывалась в засохшие ветви Древа Миров, скрытого в Башне. Каждая ветвь — чей-то мир, осколок их Сна, или скорее Кошмара. Выхода не было, все ветви были мертвы еще до рождения. Чтобы не впустить Разрушителя, желающего освободить обреченные души, Спящие поддерживали статус-кво, раз за разом перезагружая творение. Это было мгновение, растянутое в вечность, ничего не могло измениться, было лишь настоящее. Уже свершившееся. Предопределенное.
И лишь одна мечта не позволяла Ведьме перестать мыслить. Осознавать себя и этим поддерживать существование, будучи собственным единственным Наблюдателем. О той, кто ее освободила. Невозможном чуде, произошедшем вопреки всем возможностям и вероятностям. И поэтому, застыв в янтаре безвременья, Ульма Кроу ждала.
— Скромненько у тебя тут, — пролилось живительным дождем чье-то присутствие, — Ты бы шторы хотя-бы повесила.
Скрипнуло колесо и медленно, неохотно, стало вращаться. Посреди одиночества лишенная имени получила еще одного Наблюдателя. И ее субъективное время возобновило свой бег. Ошеломленная ведьма сделала первый вдох за долгую вечность и уставилась на парящее в пустоте аметистовое облако без штанов. Она была лишена формы, вероятно, даже не знала, как ее создать в этой размерности, но эту жгучую, дарующую жизнь страсть сложно было с чем-нибудь перепутать.
— Ты? — неверяще мысленно откликнулась ведьма. Воздух в домене закончился за один вдох, и она задыхалась.
— Ага. Я. За тобой, кстати. Ты ведь не думала, что я тебя здесь не достану? Нет, моя ведьмочка, ты сама назвала мне свое имя. И я никогда тебя не отпущу, — откликнулось облако, кружась на месте, здесь с пространством тоже была большая беда. — Ульма Кроу, пойдем домой! Мы тебя там все заждались.