— Ваша “сестра”? Вы уверены? — усомнился черноволосый. Сэра впервые при нем назвала своего пропавшего брата “сестрой”.
— Лифект, вам известно, кто она, мне известно, кто она, будет проще, если мы будем называть вещи своими именами. Она сейчас в Лангарде вместе с Айром Лотарингом. Мне недавно вновь было видение от “Богини”. У нашей госпожи есть все основания считать, что эти двое смогут разобраться с проклятием Лангарда еще до конца лета.
— Вот как… — пробормотал Гофард, потрогав культю левой руки, его все еще терзали фантомные боли, особенно по вечерам. — А они не станут еще большей проблемой, если решат принять участие в турнире?
— Айр — идеалист и ставит долг превыше личных амбиций, а Лана сделает все, о чем я ее попрошу. Так что можете быть в этом уверены, — уверенно ответила Сэра.
— Благодарю за пояснение, госпожа Грейсер, — встав из-за стола, ответил ей Гофард, приложив руку к груди.
Сэра тоже изящно поднялась из кресла и встала напротив, зачарованно вглядываясь в непроницаемый блеск желтых глаз.
— А теперь, разрешите, я вас поцелую? — флегматично поинтересовался черноволосый барон.
— Извольте, — вежливо склонила голову девушка.
Осторожно обняв фрейлину за талию, Лифект привлек ее к себе и нежно, неуверенно поцеловал. Дальше этого они пока не заходили, оба осознавая, что эта связь невыгодна в политическом плане обоим. Не более чем ошибка, глупый провал испытания, которое устроила мудрая королева. Им обоим это было известно, но именно поэтому они верили в искренность этой связи.
***
Немного придя в себя после призыва, Ульма наконец отлипла от груди Ланы, оглядела помещение и нахмурилась. Изморозь на стенах и полу явно вызвала у нее неодобрение. Закрыв глаза, Алая Ведьма хлопнула в ладоши, и по комнате пробежал поток теплого свежего ветра, изгоняя высокогорную прохладу. Со следующими двумя хлопками в комнате вновь возникли печь, длинный стол для готовки и различные кухонные принадлежности.
Лана вскочила на ноги и подошла к Айру, потирая ладошки в ожидании чего-то вкусненького. Глядя, как Ульма приводит в порядок свой домен, сереброволосая счастливо улыбалась. Только сейчас она в полной мере чувствовала, что их долгий путь за мечом Энима был завершен, и теперь оставался один последний рывок. В центр проклятого Лангарда, за головой архидемона, мщением и, наконец, свободой.
Несколько часов спустя, после плотного обеда, Лана, удобно расположившись в созданном для нее кресле, сидела на балконе башни и разглядывала вновь зеленеющий сад внизу. Оттуда уже раздавался восторженный гомон и детские крики, а среди листвы шныряли небольшие юркие тени. Айр и Ульма сейчас были заняты обустройством беженцев, благо с возможностями харгранки в пределах ее домена создать для них временное пристанище не составляло больших проблем. Лана перевела взгляд вдаль, где высились величественные белые стены проклятого города, сейчас окрашенные в цвет крови заходящим солнцем.
Ощутив вспышку далекой ненависти, девушка скривилась. В ближайшее время ей нужно было решить еще один вопрос. Она больше не хотела потерять Ульму, но та не могла существовать вне зоны искажений. А значит, после уничтожения твари, засевшей в Лангарде, она вновь растает, как утренний туман. Этого нельзя было допустить, и Лана собиралась расспросить об этом ведьмочку, как только та освободится.
Заметив на себе чей-то взгляд, Лана посмотрела вниз и встретилась глазами с Совой, который разговаривал со счастливой Рысей. Взмахом руки поприветствовав Лану, охотник продолжил объяснять, кивающей каждому его слову женщине. Лана помахала в ответ и задумалась: тетушка была куда более домашней и взрослой, нежели она сама. У нее многому нужно было еще поучиться.
Глубоко вздохнув, сереброволосая опять посмотрела на небо и улыбнулась. Оказавшись в сравнительной безопасности, подземники быстро освоились на новом месте. Человек — странное создание, привыкшие выживать в подземном аду, они теперь восхищались самыми обычными вещами: ветру, свету солнца и шелесту листвы. Им этого было достаточно для полного счастья.
Лана больше не имела на это права. Даже сейчас долг Энима призрачным грузом висел на ее плечах, заставляя жалеть о каждой секунде промедления. Вдали от клинка она могла чувствовать и желать, но даже самые сильные из страстей воспринимались в глубине сознания как что-то излишнее, ненужное и опасное.