Удар нерушимым клинком об колено громом прозвенел по залу. Лана не понимала, почему она это сделала. По её лицу текли слёзы. Это было предательство. Невероятное, немыслимое и невозможное. Но её тело подчинялось не её чувствам. И даже не её воле. А тому, что было глубже и важнее их. Её душе. Она отдала меч в могучие руки.
Клинок Первого Короля, отдавшего жизнь ради защиты людей, плашмя обрушился на согнутое колено рыцаря. Сжимая рукоять и лезвие древнего меча в руках, словно гнилую палку, Айр Лотаринг ударил снова. Финиалла стала Вечным Стражем, чтобы сдержать эндорим, отдав всё долгу и служению, обрекая себя на участь более ужасную, нежели смерть. Он не допустит для Ланы этой судьбы.
Девушка положила свои холодные руки на его латные рукавицы. Они, черпая силу друг в друге, вместе ударили снова. Чёрный клинок треснул, разрывая предрешённую судьбу в лоскуты.
Экзарх не мог владеть свободой действий. Все его желания были подчинены великой цели. Но она уже была свободна. И ею двигало более глубокое и древнее чувство. Важнее, чем долг. Важнее, чем страх. Обещание защитить любимых. Обещание, что она дала давным-давно Айру, Ульме и самой себе. Не стать чудовищем. Сделать их счастливыми. Любить их.
С каждым ударом она предавала долг. Предавала вечное, беззаветное служение и всех тех, кто отдал свои жизни во всех циклах этой цели. Из всех уголков мира бывший экзарх и её вечный страж ощущали чуждое внимание. Спящие прислушивались к звукам тяжёлых ударов с надеждой и недоверием. То, что было невозможно, происходило:
— Сгиньте, а то остановлюсь! — прокричала в пустоту Лана, и присутствие сразу исчезло. Но Лану уже несло, слишком долго ей пришлось позволять этой сущности подавлять свои чувства, нанося удар за ударом, она вопила:
— Как же вы меня задрали! Спящие! Нездешние! И прочие охреневшие! Я буду жить! Буду счастлива! Потому что это заслужила!
На десятом ударе клинок со звоном разлетелся на части. Незримые нити, делавшие её куклой гостя из Бездны, были оборваны навсегда, и груз невыносимой, нечеловеческой ответственности спал с души. Тело начало заваливаться набок, но находящийся рядом и надёжный, как бог, мужчина подхватил её за плечи. Грохнувшись бронированным задом о камень, Айр осторожно уложил возлюбленную к себе на колени, заглядывая во вновь тёплые, нежные, фиалковые глаза. Устало покачав головой, воин с улыбкой произнёс:
— Эх, Лана, ты совсем не бережёшь своё снаряжение. То нагрудник потеряешь, то меч сломаешь. Ай-яй-яй, уверен, дед тебя наругает…
Лежа в объятиях Айра, девушка усмехнулась, а потом и вовсе, сквозь боль в обожжённых рёбрах, захохотала. Сотник, заметив, что её кольчуга прожжена в двух местах, принялся её осторожно снимать. Ульма побежала к ним, споткнувшись о крупный деревянный обломок, валявшийся под ногами. Бухнувшись на задницу, ведьма скривилась, её изумрудные глаза светились таким счастьем и свободой, что, увидев их, к Лане сразу начали возвращаться силы. Этот взгляд стоил того, чтобы пережить поход к Лангарду ещё парочку раз.
Харгранка, всплеснув руками, осмотрела страшные ожоги на груди любимой и сразу полезла за скляночками и баночками, начав их обрабатывать. Магии, чтобы исцелить причинённые демоническим огнём раны, у неё уже не осталось. Лана покосилась на обломки древесины, усеявшие древний зал, и произнёсла:
— Эти твои рояли были какие-то странные. Бухали громко, но глухо. Настроить забыла?
— Придумывать несколько дюжин полноценных музыкальных инструментов было бы очень-очень затратно, поэтому они все были из цельного массива дуба. Считай, что это тактические, бронебойные рояли. Не переживай, я оставила один настоящий, специально для тебя, — сосредоточившись на её ожогах, ответила ведьмочка. Жжение и боль постепенно затихали под ласковыми пальцами.
— Хитро, постараюсь тебя не злить лишний раз, — усмехнулась среброволосая.
— Лана! Я не в этом смысле! Хочу сыграть для тебя. Давно хочу, на самом деле… — заулыбалась Ульма и, закончив накладывать пропитанную мазями повязку на ожоги, перевела взгляд на сотника. Тот отрицательно покачал головой: