Чтобы открыть дверь, ее придется резать.
– Мы в безопасности, – сказала Персеваль и ненадолго привалилась к стене, забыв про раны, но боль от прикосновения к стене заставила ее отпрыгнуть. Она оступилась и упала бы, если бы Риан ее не поддержала. Лишившись крыльев, Персеваль стала неуклюжей и легко теряла равновесие.
– Мы в ловушке, – ответила Риан и, повернувшись к внешней двери, ссутулилась и сплела пальцы. – Мы не храним костюмы в шлюзах. Я же говорила.
– Костюм тебе не понадобится, если ты мне доверишься.
– В чем доверюсь?
– Я возвышу тебя, – сказала Персеваль и погладила руку Риан. Кожа под кардиганом показалась ей прохладной, но Персеваль решила, что дело в ее собственном жаре.
– Ты меня заразишь? – Риан резко и легко развернулась и попятилась. – Ты хочешь меня колонизировать.
Персеваль пожала плечами.
– Твоя кровь может поддержать колонию. Ты должна была получить колонию много лет назад. Она не даст тебе умереть… – она указала на внешнюю дверь шлюза, – во Внешнем мире.
Риан повернулась спиной к Внешнему миру. А по внутренней двери ритмично застучали.
– А если это не так?
– Что не так?
– Если я не твоя сестра? – Риан покачала головой, и ее волосы задвигались по шее так же, как когда-то – волосы Персеваль. – Если я не дочь Бенедика?
Персеваль не смогла больше сдерживаться. Она развела руки и наклонила голову набок.
– Ну, значит, она убьет тебя, плебейка.
– И они тоже, – сказала Риан, показав куда-то за спину Персеваль.
– Да.
– Ну тогда ладно, – сказала Риан с напускной храбростью и шагнула в объятия Персеваль.
Риан думала, что ей будет больно. Ей казалось, что инициация – сложный процесс, что у нее возникнет какое-то ощущение трансформации, мощное, словно лесной пожар, чувство, свидетельствующее об изменении.
Но все было не так.
Персеваль обняла Риан, и та почувствовала запах крови и антисептика. Казалось бы, с этой проблемой должна разобраться колония Персеваль, но, с другой стороны, она, возможно, слишком занята другими делами.
Риан показалось, что обнимать Персеваль – все равно что держать в руках веревочную лестницу…
Она смущенно хихикнула, сделала шаг назад…
…и внезапно почувствовала себя не за пределами себя, а скорее внутри себя. Она внезапно увидела идеальную картину себя и осознала каждый свой нерв и каждую клетку. Она почувствовала, что колония установила с ней контакт, приняла ее и с каждым ударом сердца помчалась вместе с насыщенной кислородом кровью в каждую конечность.
На удивление, это показалось ей весьма естественным.
– Ой, – сказала Риан.
– Дыши глубже. – Персеваль крутила в руках ключ, превращая платье во что-то другое. В двигательную установку. – Дай колонии столько кислорода, сколько она может впитать. У нас будет минут пятнадцать. За это время я вытащу нас из Власти и верну обратно внутрь.
Если это была просто пустая похвальба, Риан не хотела это знать.
– А как же холод? – спросила она. – И эбуллизм?
– Не волнуйся, твоя колония сможет поддержать нужный уровень давления. Она не даст твоим глазам обледенеть, а твоим жидкостям закипеть. Прежде чем все это произойдет, у нас уже давно кончится кислород.
– А, ну тогда я спокойна.
Персеваль рассмеялась.
– Держись за мои ремни. Сейчас я вскрою дверь. Пока будем снаружи, я не смогу говорить с тобой, так что… ради всех твоих предков… когда окажемся там – просто держись.
«Держись. Дыши глубже».
Все просто.
Но когда массивная дверь распахнулась и облачко вырвавшегося наружу воздуха торжественно понесло их в искривленный солнечный свет между огромными, сплетенными в сеть кабелями мира, Риан забыла обо всем, кроме холодного, черного, усеянного крошечными огоньками сейфа вселенной, уходящего в бесконечность, и вращающегося мира, который обрамлял вселенную с обеих сторон.
6
Зверь в сердце мира
В поте лица твоего будешь есть хлеб,
доколе не возвратишься в землю,
из которой ты взят,
ибо прах ты, но, очистившись от праха,
ты возвысишься.
Все остальные забыли, или им запретили помнить, что, в общем, было одно и то же. Прах никогда не был человеком, но он помнил.
О том, как быть человеком, он помнил больше, чем сами люди. Он содержал в себе романы и пьесы, актеров и певцов, истории, которые уже давно перестали рассказывать. Он хранил в себе истории, которые умерли тысячу земных лет назад. По крайней мере, умерли для мира.