– Это бесполезно, – сказал Прах.
У них не было двигателей. Не было никаких способов заставить мир двигаться.
– Я хочу знать, где мы, – сказал Самаэль. – Дай мне эти сведения, и я пощажу твою любимицу.
Настал черед Праха разглядывать свои пальцы.
– Она не моя любимица.
– Марионетка. Простофиля. Неважно.
Фрагмент Праха, который находился внутри подаренных Персеваль крыльях, оставался в контакте с основной колонией и обменивался с ней закодированными сообщениями. Он чувствовал, как она прижимается к Риан и дрожит в прохладной атмосфере, созданной крыльями. Если бы она была ближе, если бы ему не пришлось разрывать контакт фрагмента с покоренной колонией, то Прах, возможно, погладил бы ее обритую голову.
«Немного любви ребенку не повредит», – подумал он.
– Создатель, – с нежностью сказал Прах. – Изобретатель и дочь изобретателей.
– Ересь.
– Тем не менее, – возразил Прах. – Ее народ изобрел нас.
– Как такая, как она, могла изобрести такого, как я?
– И тем не менее именно это и произошло, – ответил Прах.
– Ты лжешь.
– Нет, – поправил его Прах. – Я вспоминаю.
Он отвернулся – отвернулся его аватар, но его внимание ни на миг не рассеялось. Прах продолжал следить и за тряпичной «куклой» Самаэля, и за границами своих владений.
– Штурманские журналы, – сказал Прах.
– Да.
– Это все, что тебе нужно?
– Пока.
– Помоги девам, – сказал Прах. – И я поделюсь с тобой журналами.
Брезгливый Прах предпочел бы не прикасаться к Самаэлю. Для его собственной системы было бы менее рискованно отрезать от себя пакет и передать его – но он не желал терять такую часть своей колонии и не хотел принимать взамен даже малую часть Самаэля. Он совсем не собирался давать брату такое большое количество знаний о своей программе.
Поэтому он наклонился и «поцеловал» Самаэля «в губы».
Слияние программ, но лишь поверхностное. Быстрое рукопожатие и передача данных, ничего больше.
Когда они разорвали контакт, успешно обменявшись информацией, воспоминание о «поцелуе» наполнило все летучие наночастицы Праха болезненным ощущением пустоты.
8
Ангелы яда
Падут пред ним жители пустоты, и враги его будут лизать прах.
Как ни старалась Риан засунуть ноги под одеяло, они все равно мерзли. Она обхватила руками колени и плотно прижалась к ним лицом, но никак не могла понять, почему ее спине так жарко. И почему она не может дышать. Воздух был неподвижным, затхлым, со вкусом пота. Возможно, ее «гроб» вышел из строя. Она открыла глаза, ожидая увидеть энергосберегающую темноту, и вытянула левую руку, чтобы нащупать выключатель таймера.
Кончики ее пальцев коснулись прохладной наносетки крыла-паразита Персеваль. Охнув, Риан отдернула руку и пососала пальцы, словно обжегшись.
– Персеваль?
Да. Проснувшись хотя бы наполовину, Риан вряд ли забудет, где она. Сердце колотилось у нее в горле – это была адреналиновая реакция на панику; но как только Риан идентифицировала ее, ее новые внутренние чувства – ее колония, ее симбионт – изменили уровень тревоги, превратив ее во что-то более осмысленное и обоснованное.
– Ох, космос, – сказала она и надавила на руки Персеваль.
Она должна выбраться наружу. Это не она. Ее держит какой-то пришелец, но, что еще хуже, пришелец есть в ней самой, и он принимает решение за нее. Не бойся, шепнул ей симбионт.
И это, как и следовало предполагать, напугало ее еще больше.
Кожа Персеваль была какой-то не такой – хрупкой, похожей на бумагу, горячей. Риан показалось, что если потянуть за нее, то кожа соскользнет и треснет, словно корка на мозоли. Персеваль застонала. У ее дыхания был приторный запах.
Она была больна, и Риан не знала, что делать. Она забилась. Крылья-паразиты Персеваль удерживали ее на месте, но Риан ударила их слишком сильно и покатилась кувырком по коридору. Она врезалась в стену, размазав люминесцентные грибы по панели; ее левая рука онемела от кисти до плеча, а затем в ней вспыхнул огонь, и она снова ожила. Слезы жгли Риан глаза; ускорение заставляло их разделяться на части и распределяться по коже. Риан вытянула правую руку и ноги, широко развела их, хотя это и противоречило здравому смыслу, – и замедлила свое вращение.
Риан умела действовать в условиях микрогравитации, но это было что-то другое. Она стала лучше и быстрее, траектории и скорости появлялись в ее сознании, словно кто-то выводил их на экран. И в ее сознании строилась какая-то модель или структура, схема прилежащих коридоров, которые протянулись далеко за пределы того, что она могла себе представить. Эхо, подумала она. Как у летучей мыши.