— Конечно, по-другому, — усмехнулся я, приводя себя в порядок, — но дело не в том, что кто-то из вас особенно близок мне, как ты могла подумать. Между вами существует непреодолимая пропасть, внутри которой — интеллект и темперамент. Отсюда и вся разница: для тебя секс — всего навсего ещё один способ манипулирования и доминирования, а для Гали — не более, чем удовольствие.
— Ты думаешь, я не получаю от этого удовольствия? — она недоуменно рассмеялась, — заблуждаешься! Я должна…
— Погоди, — я прижал палец к её губкам, — ты меня неправильно поняла. Уверен, ты действительно чувственная натура и рад этому. Я просто хотел сказать, сам секс для тебя не так уж важен. Ты одержима властью и это — твоя истинная страсть. Думаешь я не знаю, как сильно ты хочешь получить мой медальон и браслет? Не шипи. Отсюда и твой метод занятия любовью. Мужчина обязан принести своеобразную клятву верности, как это делает вассал, присягая своему сюзерену. И только после этого ты вознаграждаешь его, допуская к своему телу.
Она злобно прищурилась.
— А Галя?
— Здесь всё намного проще, — я кое что вспомнил и усмехнулся, — никакого Фрейдизма, в этом она тебе не конкурентка. Кошка уже давно не интересуется ничем, кроме удовольствий. И как всякий узкий специалист, достигла в изучении вопроса этого весьма впечатляющих результатов. В этом и заключается разница: тебя интересует подоплёка процесса, а её — сам процесс.
Ольга уже сидела в своём полном облачении и на её лице зрела ядовитая ухмылка. Я очень хорошо знал львицу и вспомнив наш разговор, запросто мог предсказать её следующий вопрос. Очень медленно, чётко выговаривая каждое слово, словно разговаривая со слабоумным, она поинтересовалась:
— Так тебе больше нравится трахаться с этой тупой развратной сукой?
— Скажем так, — ответил я, широко улыбаясь, — предпочитаю в постели расслабляться, а не вести сеанс психоанализа.
Некоторое время Ольга размышляла над моими словами, пробуя их на вкус. Убедившись-таки, что ничего хорошего в её адрес я не сказал, она изо всех сил запустила в меня подушкой. Громко хохоча, я отбил её обратно. Вот он, славный миг расплаты.
— Убирайся! — взвизгнула кошка и зашипела от злости, — проваливай! И знай, ты ни капли не удовлетворил меня! Тебе никогда не сравниться не то что с Ильёй — но даже с самым беспомощным из кастратов гарема!
Прежде чем ещё одна подушка полетела в мою голову, я протиснулся через тяжёлые волны материи балдахина и выбрался наружу. Вслед неслись проклятия и разъярённое шипение, настолько громкие, что проникали даже сквозь плотную ткань. Паланкин содрогнулся от мощного удара. Не хотел бы я сейчас находиться внутри. Продолжая смеяться, я покачал головой и огляделся.
Амиротехцы доставили свою поклажу во двор королевского дворца и теперь неподвижно сидели на массивных плитах, уставившись перед собой. Сейчас они, как никогда, напоминали деревянные скульптуры, зачем-то установленные в первом попавшемся месте. Обычно кто-нибудь останавливался, поглазеть на чернокожих гигантов, но в это время двор оказался совершенно пуст, если не считать парочки полутораметровых пауков пёстрой раскраски, лениво блуждающих вокруг неоконченной паутины, натянутой на ближайшую пальму. Пауки принадлежали падишаху и их запрещалось трогать под страхом смертной казни. Несмотря на устрашающий вид они были абсолютно безвредны, потому как одного съеденного человека им хватало на целый месяц.
Чуть дальше располагался огромный бассейн с фонтаном, в виде какого-то фантастического монстра. Фонтан, очевидно, принадлежал руке Драмена — придворного скульптора, постоянно пребывающего в пёстром мире наркотических грёз. Результаты обращения к столь достоверному источнику вдохновения располагались по всему двору и могли напугать кого угодно, особенно ближе к вечеру.
Подняв глаза от весело звенящих струй, я увидел вздымающиеся ввысь колонны дворца, почти скрытые от постороннего взора густым плетением паучьих лиан. Кое-где поросль редела, открывая изящные террасы, огороженные невысоким барьером. Ещё выше, блистали огромные купола с тонкими золотистыми шпилями, почти упирающимися в раскалённые небеса.
Когда-то, давным-давно, это было великолепное здание — символ изысканного вкуса и могущества владельца. Но с тех пор минула не одна сотня лет, голодными псами набрасывавшихся на величественную постройку, отхватывая каждый раз хоть и небольшой, но кусочек. С уменьшением государства, с его разрушением, рассыпался и дворец, пока не стал походить на бледный призрак себя самого.