— Ладно… В академии напишу, после практики.
— После практики? — «Баскетболист» смерил ее скептическим взглядом и через плечо спросил у перваков: — Она справляется?
Те что-то невнятно прогудели, типа не знают, она отдельно работает.
— Да, у меня особые условия, — с кислым видом подтвердила Лера. — Но я справлюсь. От меня ведь все ждут… Дэр Алерайо, патрон, а теперь еще и вы…
— Куратора забыла, — хмыкнул второкурсник.
— О, нет. Его ожидания я надеюсь не оправдать.
«Баскетболист» недоуменно поднял брови, но допытываться не стал, а когда Лера начала тягать на поднос тарелки, кивнул вглубь зала:
— Лэр Маркус пришел.
Опуская поднос перед Маркусом, Лера встретилась с ним глазами и улыбнулась:
— Я уж подумала, ты в городе ужинаешь.
Его взгляд скользнул на ее изуродованную щеку, зрачки расширились… Всего на долю секунды, но этого хватило.
— Приятного аппетита, — стерев улыбку, буркнула Лера.
Маркус ничего не ответил, даже выражение его лица не изменилось, он только лишь опустил и поднял веки, а из тела его будто выглянул другой человек. Холодный, властный. Тот, перед кем она всего лишь мелкая букашка, удостоенная чести дышать одним воздухом.
В груди так и сжалось все. Лера нервно провела рукой по волосам и оглянулась то ли в поисках подсказки — что за блажь на Маркуса нашла? — то ли просто, чтобы избавиться от его пронизывающего темного взгляда. Студенты вокруг ели, болтали… За ближайшим столиком глазели на нее и Маркуса… И чего таращатся? Будто в цирке… Вдруг в кожу словно горячие иглы вонзились: народ же! Народ кругом! А она «тыкала» и ворчала на патрона!
Мысленно чертыхнувшись, Лера склонила голову и замерла. Вроде бы почтительно.
Спустя пару долгих, долгих секунд Маркус взял ложку, и Лера незаметно выдохнула. Как же достало! Еще бы руку лобызать заставили!
Во второй раз встав в очередь (к счастью, длина ее сократилась почти вдвое), она украдкой оценила обстановку. Вроде прокатило. Никто не заметил ее неформального обращения. Вот если бы девушки сидели за соседним столом, вот они бы взбаламутились, а парни больше едой заняты и не особо вслушиваются в чужие разговоры. Хорошо, значит, можно спокойно подсесть к Маркусу. Спросить его об опекуне, о клацилийках… Хотя, нет, только об опекуне.
Но какой все-таки взгляд у него был… До печенок проморозил.
Лавируя меж столиков со вторым подносом, Лера смотрела под ноги да по сторонам, и потому Шон, усевшийся по правую руку от Маркуса, оказался для нее сюрпризом.
Лера замешкалась. Садиться с ними или нет? И так вчера практически выгнала «ботаника» из комнаты, и вот опять… Да и ей лишние уши ни к чему. Может, подкараулить Маркуса на выходе?
— Светлого дня, — протянула она, все еще раздумывая.
— К твоему сведению, уже вечер, — неприязненно ответил Шон.
А «ботаник»-то, похоже, из тех, кто лелеет обиды. Копит, складирует… Плюшкин.
— Ну, тогда темного вечера, — сказала Лера и села. На свое привычное место, слева от патрона.
Шон зло посмотрел на нее, потом, словно в ожидании чего-то, на Маркуса.
А Маркус ел. Глядя в пространство, механически черпал похлебку, жевал и, кажется, не замечал ни того, что ест, ни того, что происходит за столом. Лере почему-то вспомнился утренний разговор на скалах. Воздушный шар, дирижабль… Возможно, Маркус «летит» сейчас над северными лесами, щурится от ветра, ловит невесомое, ласковое тепло заходящего солнца… и подсчитывает, сколько угля нажжет.
— Лэр Маркус, — позвала она и будто случайно брякнула ложкой о край тарелки. — Вам понравилось на горках?
Маркус вынырнул из своих мыслей. Потер брови и устало сказал:
— Было хорошо, пока «крокодилы» не сползлись.
— Крокодилы? — не понял Шон.
— Девушки, — пояснил Маркус, но, кажется, Шону понятней не стало.
Лера, скрывая улыбку, помешала бобы. Опять вспомнила о поваре и, решив, что ничего тайного в разговоре про опекуна нет, спросила Маркуса, к кому можно обратиться, кому довериться.
Маркус отвечать не спешил. Зато Шон вполголоса, но так, чтобы Лера услышала, заметил:
— А родители на что?
Сердце екнуло. О да, если бы мама с папой были здесь… Маркус беспокойно шевельнулся, возможно, хотел вмешаться, но Лера опередила. В упор посмотрела на Шона и сказала:
— Мои родители в лучшем из миров.
Шон сначала оцепенел, а потом, краснея и ерзая, забормотал:
— Я не знал… Прости. Ты как-то говорила о них… Я думал, они живы…